Дмитрий Захаропулос сломался.
Но прошли еще две или три долгие минуты, прежде чем он заговорил.
— Это был… несчастный случай, — начал он, рассматривая носки своих ботинок. — Когда я приехал, София взяла отпуск на работе. Объявила соседям, что уезжает к матери в Германию. Понимаете, наша с ней экспедиция на Самотраки не должна была привлекать внимания. Чтобы не светиться, снимая жилье, решили взять с собой палатку.
Жара стояла страшная. На местности все было, конечно, не так, как на карте: десять метров сюда, двадцать метров туда. К тому же этот чертов металлоискатель все время барахлил, жужжал, где не надо, — или, может, просто я не освоил его как следует. Мы потеряли два дня. Я уже сам стал сомневаться… На третий, к вечеру, на берегу ручья, совсем на небольшой глубине нашли жестяную банку. Она вся проржавела насквозь, и когда я задел ее лопатой, буквально рассыпалась. Но монеты не пострадали. Вы бы видели, как радовалась София! Все повторяла: «Ай кант билив ит! Ай кант билив ит!»[10] На радостях мы выпили вина в палатке, потом она пошла прогуляться перед сном — ну, вы понимаете. И не вернулась. Через полчаса я забеспокоился. Уже начало темнеть. Я покричал, подождал еще, наверное, с четверть часа, потом пошел искать… Наткнулся на нее метрах в ста от палатки. Она лежала ничком, на камнях. Я перевернул ее, осветил фонариком: на правом виске была кровь. Видимо, она оступилась и ударилась об острый выступ скалы. Я пощупал пульс, но… — Дмитрий сглотнул. — Она была мертва.
— И вы?..
— И я — смалодушничал. Ей, Софии, помочь все равно уже было нельзя, а у меня… ну, хоть и не «вся жизнь впереди», как в одной старой песне поется, но еще приличный ее кусок. Если бы я сообщил в полицию о ее смерти, началось бы расследование, и я бы никогда не отмылся: как я смог бы доказать, что… ну, что это не я? А клад — клад был бы, как говорится, обращен в доход государства. Ради чего? Они и так живут здесь, как у Бога за пазухой.
Я вернулся к палатке. О том, чтобы заснуть, конечно, не было и речи… Я дождался, пока начнет светать, потом оттащил тело в заросли, выкопал яму…
Я поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.
— Могилу, — поправился он. — Забросал землей, ветками.
— И вас никто не видел?
— Если бы увидел, — он мрачно усмехнулся, — я бы сейчас с вами не разговаривал. Потом месяц или больше София часто являлась мне в одном и том же сне: стоит и смотрит, и ничего не говорит, стоит и смотрит, как будто я виноват…
— А разве нет? Разве ее родные не должны знать о ее смерти? Разве девушка не имела права быть похороненной как положено… даже если это был несчастный случай?
— «Даже если!..» Вы что, не верите? Думаете, наверное: почему это она не оступилась и не упала до того, как мы нашли монеты? — с каким-то жалким вызовом выкрикнул он. — Думаете, мы не смогли поделить их, и я… убил ее? — свистящим шепотом закончил Дмитрий.
Нет, я не думал. Подумал только сейчас, когда он сам натолкнул меня на это своими словами. Действительно, почему она не оступилась до того?
— А потому, что мы выпили — и выпили немало! — продолжил он, словно в ответ на мои невысказанные сомнения. — Ее сильно развезло, я видел, что она еле держится на ногах, даже подумал — не трахнуть ли ее хохмы ради?.. знаете, я не хочу больше говорить об этом. Делайте, что считаете нужным. Хотите — сдавайте меня полиции. Но я — не убивал.
Спутница Захаропулоса, глядя в нашу сторону и пытаясь привлечь его внимание, делала какие-то знаки. Чемодана уже не было.
Я встал.
Я выполнил поручение Инны. Я все выяснил, уложившись при этом в отпущенные мне сроки и средства. Радости от этого я не испытывал.
Дмитрий оторвался от созерцания своих ботинок и поднял на меня глаза. От его вспышки не осталось и следа, и он смотрел на меня взглядом жалкой побитой собаки. В его взгляде читался вопрос, какой — догадаться было нетрудно.
Кто бы только знал, как мне не хотелось говорить ему ничего! Я вдруг почувствовал невыразимую усталость и какую-то почти физическую опустошенность, словно меня выпотрошили, как рыбу перед жаркой.
Но он ждал.
Ждала и его женщина, посматривавшая на нас уже с тревогой.
— Не знаю, что там удастся раскопать полиции, — начал я. — Да мне, честно говоря, это не особо интересно. А вот девушку жаль…
«Пусть будет так, как он сказал: София погибла случайно, — подумал я. — Иначе пришлось бы признать, что Инна столько лет любила человека, в котором жил убийца!»