— Она медленная, — зло отозвалась Альда.
— Да, поэтому того, кто бросился на меня первым, я ударил золотым кубком, а не заклинанием. А потом появилась ты… — пальцы Эстоса сжали ладонь Альды.
— Ты должен всегда носить с собой оружие, — сказала она. — Самое обычное оружие. Твоё второе сердце… Если нападающих много, и они знают, что делать, и действуют быстро, даже оно не спасёт. Ты понимаешь это, Эстос Вилвир?! Оно тебя не спасёт!
— Я сегодня даже царапины не получил.
— Не думай, что тебе всегда будет так везти! Кто-то нацелился на тебя!
— Скорее, на отца. А я — просто досадная помеха.
Занавеси паланкина откинулись, голос Лигура объявил:
— Мы у дверей в ваши покои, господин!
Эстос, притворно вздыхая, начал выбираться из паланкина. Когда он ступил, наконец, на пол, Лигр подхватил его под руку.
— Господин, пусть стража останется с вами внутри.
— Не нужно, — ответил Эстос. — Через эту преграду никто не пройдёт. И пусть никто не смеет беспокоить меня сегодня. Мои боли усилились.
— А если пришлют от первого господина?
— Скажи, что я не могу подняться с кровати.
Когда они остались одни, Эстос первым делом начал разводить водой порошок, который должен был свести на нет действие того снадобья, что вызывало бледность и слабость. Альда стала снимать украшения с пальцев и шеи.
Первым она вынула кинжал из рукава и положила на стол. Его надлежало очистить от крови. Одежда и запястье Альды тоже были перепачканы.
— Я позову слуг, чтобы наполнили ванну, — сказала она.
— С удовольствием разделю её с тобой, — отозвался Эстос.
Как он мог думать о подобном в такой час?
Альда почувствовала, как краска приливает к лицу. Горячая ароматная вода сама по себе заставляла Альду чувствовать томление меж ног и внизу живота, а оказаться в ванной вместе с обнажённым Эстосом…
Альда даже забыла, что она делала, и стояла возле стола, не зная, что же дальше.
— Жаль, что мы не сможем сегодня побыть в саду, как я обещал, — сказал Эстос. — Но я подумал о другом. После новолуния наступит время, когда мне якобы станет лучше, я смогу покинуть поместье. Мы можем уехать в Ариземму или Пельту, у нас есть там загородные усадьбы. А ещё есть дом на берегу залива Камассис… Он стоит под утёсом и обдувается ветром с моря, так что даже в самые жаркие дни там прохладно, а море там такое голубое, как нигде больше. И воздуха такого больше нигде нет. Он пахнет морем, мёдом и смолой синих сосен. Далеко на западе эту смолу считают благовонием и продают в два веса серебра, а там — дыши сколько хочешь. Я пытался высадить эти сосны здесь в саду, но они не приживаются. Слишком жарко, слишком сухо… Ты поедешь со мной?
— Я поеду… И ты можешь не называть своего имени, путешествовать под чужим, — предложила Альда. — Тогда тебе не нужно будет притворяться, что ты болен.
— Мы так и сделаем… Я не смогу уехать надолго, но хотя бы до следующей полной луны. — Эстос подошёл к Альде сзади и обнял её. — Без тебя бы всего этого не было, — он нежно поцеловал её под ухом. — Я бы выл от боли в постели. Кто послал мне тебя и за какие заслуги?
Альда могла бы ответить на этот вопрос: «Дзоддиви, меня послал Дзоддиви, чтобы убить тебя».
От прикосновения губ Эстоса к шее по телу потекло сладкое тепло, но в сердце оно отдавалось болью.
Альда была в отчаянии. Она не знала, как выбраться из этой ловушки — и выбраться вместе с Эстосом. А он ведь даже не знает её настоящего имени…
Как же сказать ему об этом? Не обо всём, а хотя бы лишь о части… О маленьком кусочке правды.
Альда лежала в постели без сна. В неверном, трепещущем свете маленькой лампы казалось, что лицо Эстоса меняет выражение, и он словно силится что-то вспомнить или сказать, но никак не может.
Альда убрала волосы с его лица, открыла гладкий лоб с резкой чертой морщинки над переносицей, широкие золотистые брови.
Как же она любила его! Необъяснимо, неправильно. Точно тяжёлые, неприступные ворота её души были заперты много лет, а потом вдруг распахнулись.
Если бы они могли уехать навсегда, сбежать…
Каждый день Альда встречала, как последний, думая о том, что в какой-то злой час Дзоддиви надоест ждать. Ему уже надоело, судя по тому, что он послал в Соколиный дом целую армию. У него большая цель: сокрушить Ульпина Вилвира и занять его место в Совете. Конечно, он не поставит всё на одну лишь убийцу из Льессумов, совсем юную и почти никак себя не показавшую.
Нападение было смелым, даже отчаянным! Совсем не похоже на осторожного Дзоддиви. Это значило, что он теряет терпение.
Альда понимала, что ей пора действовать, предпринять хоть что-то! Убить Эстоса она не может, значит, надо попытаться его спасти… Но как? Самым правильным казалось рассказать ему правду, но что он сделает после этого?! Он никогда не сможет ей доверять, будет опасаться удара в спину, будет презирать и, возможно, возненавидит. Если Альда правильно всё понимала, Эстос вряд ли прогонит её или как-то навредит; он зависел от неё. Но он мог поступить так, как его отец. Запереть и не дать уйти, держать поблизости, как домашнее животное…
Эстос всегда был мягок с ней, но Альда понимала, что он, как и его отец, был способен на жестокость.
Может, ей стоило дождаться, когда они с Эстосом уедут из города? Там она сможет улучить момент для разговора, такой, чтобы она могла исчезнуть, сбежать, если потребуется. И что тогда? Без неё к Эстосу вернется его болезнь, и он в конце концов убьёт себя, чтобы избавиться от мучений… Она не может так с ним поступить! Это всё равно, что перерезать ему горло. Хотя, быть может, убить Эстоса одним ударом кинжала было бы милосерднее!
Альда не заметила, как уснула, но утром проснулась вновь с теми же мыслями. Они как будто и не покидали её головы.
Эстос тоже спал тревожно: веки подрагивали, дыхание казалось частым и тяжёлым, и челюсть была напряжена.
Альда провела ладонью по его плечу, раз, другой, третий… Мучительная судорога понемногу начала сходить с лица Эстоса.
Альда гладила его тёплую сильную руку, всё ещё остерегаясь спускаться ниже локтя, словно Эстос мог узнать, что она касалась его татуировок. Она и касалась их: сегодня ночью, когда они сплетали разгорячённые и влажные от пота тела. Но тогда Эстос не замечал ничего. Да и она тоже.
Прикрыв глаза, точно застыдившись собственных воспоминаний, Альда начала гладить Эстоса сильнее, втайне надеясь, что он проснётся. Она остановила руку возле запястья Эстоса, надавила кончиками пальцев чуть сильнее и вдруг почувствовала… Она сама не поняла, что это было. Как будто тонкий шрам, изогнутый, точно полумесяц…
Альда склонилась над рукой спящего Эстоса, но рассмотреть ничего не удалось, хотя наощупь она обнаружила ещё линии. Очень слабые. Она не чувствовала их, когда проводила большим или указательным пальцем, только на безымянном кожа была достаточно тонкой, чтобы ощутить разницу.
Зажечь колдовской свет, как Эстос, она не могла, поэтому ей пришлось встать, высечь огонь и поднести масляную лампу к запястью Эстоса. Он зашевелился и что-то пробормотал, но не проснулся.
Синяя татуировка скрывала под собой старые шрамы. Разглядеть их было очень тяжело: лишь иногда под определённым углом к свету проступала тонкая линия. Легче было проследить их пальцем, поэтому Альда обводила их, пытаясь представить рисунок.
И она знала, даже не проследив его до конца, уже знала, что за рисунок был там нанесён — хотя это и было невозможно.
О кровожадные псы Гудды, этого не могло быть!
Альда застонала, тут же засмеялась, зажав рот руками, а потом ей снова захотелось расплакаться. А потом что-то накатило, какая-то жаркая, отчаянная волна, болезненная и удушающая, похожая больше на приступ ненависти. И прежде чем Альда успела подавить её, пальцы на запястье Эстоса стиснулись…
Стиснулись так сильно, точно она хотела раздробить ему кости.
Глава 13. Разоблачение
Эстос вскрикнул и резко сел, непонимающе озираясь.