— Я присылал слугу вечером, чтобы узнать, как твоё здоровье, отец, — заговорил первым Эстос. — Но он вернулся без ответа.
— Со мной всё хорошо. Мой лекарь предположил, что я мог бы выжить, даже если бы мне отсекли голову от тела.
— Как Римсгор Трёх Озёр? Я думал, это легенды…
— Может быть, и нет. Но проверять у меня нет никакого желания.
Отец больше ничего не говорил, и Эстос так и стоял на почтительном расстоянии от него. Оба смотрели на пол, где под светлыми покровами лежали тела. Эстос уже успел сосчитать: одиннадцать.
— Вчера говорили, что нападавших было четырнадцать, — сказал Эстос.
Отец повернулся к нему и усмехнулся:
— Несколько оказались ранены. Они пока живы, но скоро и их перенесут сюда.
— Они что-то рассказали?
— Ничего важного. Но я и не ждал другого. Те, кто планирует напасть на Соколиный дом, постараются остаться в тени, так что эти люди ничего не знают. Они не знали даже, кого им приказали убить.
— Разумеется. Они бы никого не сумели нанять, если бы объявили, что нужно убить первого господина нашего дома.
— И тебя, — добавил Ульпин Вилвир. — Им описали двоих, сын: тебя и меня.
— Снова меня… Это хорошо, — заметил Эстос. — Мы сможем сильно сузить круг виновных. Тех, кто может злоумышлять против тебя, наверняка тысячи, а вот против меня… Это должен быть кто-то достаточно близкий нам, чтобы знать про мое особое колдовство. И то, как они проникли в поместье, сумев обратить защитное заклинание, кажется, сужает круг ещё больше, так?
— Да, это мог быть только кто-то из присутствовавших в Ирисовом зале.
— Я не уверен до конца, но похоже на то…
— И в чём же причина твоей неуверенности? — спросил первый господин.
— Сначала я рассуждал так: портал в куполе мог быть открыт только с нашей стороны, ведь если бы его могли открыть снаружи, то сделали бы это в любое другое время. Например, открыли бы его ночью, когда в Ирисовом зале никого нет, и можно попасть в поместье никем не замеченным. Но, возможно, наши враги рассудили иначе. Найти кого-то ночью в огромном поместье, полном охраны и колдовских преград, не так-то просто. Можно блуждать до утра и так и не пробраться в наши покои. Не проще ли дождаться, когда все соберутся прямо под куполом?
Ульпин Вилвир посмотрел на сына с лёгким оттенком одобрения в суровом взгляде.
— Я размышлял ровно так же, — сказал он. — Но я и девятый господин изучили купол: портал открыли изнутри. Был изменён рисунок защитного поля, совсем незначительно, но это позволило сильному колдуну с другой стороны распахнуть портал.
— И как он сумели проделать это незаметно? — спросил Эстос.
— Почему ты думаешь, что незаметно? Когда ты творил своё заклятье, ты чувствовал что-то постороннее?
— Я был сосредоточен на собственном колдовстве, поэтому не особенно вслушивался… Я чувствовал, что кто-то использовал защитные чары. Но это обычная вещь, — добавил Эстос.
Когда колдун брался накладывать большое, сложное заклинание, другие часто создавали вокруг себя защитное поле, на всякий случай. Мало ли как поведёт себя заклятье…
— Ты можешь сказать, кто именно это был? — спросил первый господин.
— Нет, мне было не до того. Но это был не один человек и, мне кажется, даже не два и не три.
— Я и твои братья почувствовали тоже самое.
— Защитные чары использовались самые простые: Белый круг, Пурпурный круг, Щит Дутула… — задумчиво произнёс Эстос.
— Да, самые простые, грубые, и сквозь них мы не смогли ощутить другое заклинание. Как во время раската грома не услышать шуршания крысы под полом. Мы нашли в Ирисовом зале следы того заклинания, что поменяло рисунок, но понять, кто его сотворил, невозможно…
— То есть, мы знаем, что один из наших гостей — предатель, но поделать с этим ничего не можем?
— Это не страшно, сын мой… Совсем не страшно, — равнодушно протянул Ульпин. — Я каждого из них всегда считал и буду считать возможным предателем. Когда поднимаешься на такую высоту, то удара в спину ждёшь от каждого. Даже если мы найдём того, кто открыл портал, это всё равно не очистит всех прочих от подозрений. Куда больше меня волнуешь ты…
— Я?
— Ты очень мне дорог, — Ульпин развернулся и положил руки Эстосу на плечи. — Ты мне дорог как сын женщины, которую я безмерно любил, и как колдун, умеющий то, чего не умеет никто больше. Ты видел вчера: даже искуснейшие из заклятий можно разрушить, и только твоя магия нерушима и неприступна. Она как замок, к которому никто не сможет подобрать ключ. Поэтому ты должен оставаться при мне.
— Конечно, отец.
Эстос хотел сказать, что он как раз хотел просить разрешения уехать из города на несколько недель, но понял, что это будет худший момент из возможных.
— Ты — ценность нашей семьи и всего Соколиного дома, — продолжал тем временем Ульпин. — И меня тревожит…
— Что именно, отец? — спросил Эстос, когда Ульпин вдруг замолчал.
— Тревожит женщина рядом с тобой.
— Вчера она спасла мне жизнь! — воскликнул Эстос, хотя не мог не признать: его тоже в ней что-то тревожило, и даже не странные вопросы, которые она задавала утром, — всё началось намного раньше.
Если подумать, это было всегда. Она была опасна, но её хищная грация, бесстрашие во взгляде завораживали… А ещё больше завораживало Эстоса то, как она менялась в его объятиях, рядом с ним. В ней появлялось что-то наивное и открытое, почти детское, её обычная настороженность исчезала, как будто она полностью доверяла ему свою жизнь… Но она несомненно что-то скрывала, он давно это понял.
— Спасла, но вот как… — вздохнул Ульпин. — Думаешь, я позвал тебя для разговора сюда, потому что мне нравится созерцать тела убитых врагов? Нет. Я хотел показать тебе кое-что. Нам нужны крайние слева, вон те… Я приказал положить их отдельно. Пойдём!
Первый господин пошёл вдоль ряда тел. Он остановился у последнего и повернулся к Эстосу, который последовал за ним:
— Сколько всё это длилось, ты помнишь?
— Не могу сказать точно. Наверное, я не успел бы досчитать и до десяти. Вам лучше знать, отец. Сколько нужно, чтобы раскрылось ваше второе сердце?
— Обычно мне хватает четырёх счётов, но вчера я… Должен признаться, я бы настолько потрясён, что не сразу опомнился. И на меня бросился один из этих… — он указал на лежавшие на полу тела. — Будем считать, что промедление стоило мне ещё трёх счётов.
— Всего семь.
— Да, и за это время твоя Кейлинн успела ворваться внутрь и убить троих. Вот посмотри, — Ульпин чуть повернул ладонь, и с крайнего тела слетел покров, словно подхваченный порывом ветра.
С убитого сняли тёмную ткань, которой была обмотана голова. Это был человек средних лет, но уже с седыми висками. Он не был уроженцем Карталя или близлежащих земель; такие узкие, клиновидные лица были у людей с Голодных островов. На шее чернела маленькая рана от тонкого ритуального кинжала. Рана явно смертельная.
— А вот другие, — отец снял покровы со следующих тел. — Рана меж рёбер и рана в животе. Нанести смертельную рану в шею довольно легко, хотя удар Кейлинн вовсе не кажется мне случайным. А вот две другие. Этому кинжал вошёл точно в сердце, хотя сам удар был нанесен в очень неудобное место. Мгновенная смерть. А вот этому — в печень. Прожил он не очень долго.
— Кейлинн хорошо владеет оружием. Она охраняла купцов, которые…
— Она не просто хорошо владеет оружием! — оборвал Эстоса отец. — Она каким-то игрушечным кинжалом длиной в ладонь убила троих мужчин вооруженных саблями за пять счетов, не больше.
Ульпин испытующе смотрел на сына. Его взгляд был тяжёлым и гневным. Эстосу даже показалось, что дым благовоний сгустился, и в зале стало темнее, чем было.
— Как ты это объяснишь, сын?! Кто она?
Эстосу не так уж много было известно о прошлом Кейлинн, он знал, что она что-то скрывает, а кое о чём откровенно лжёт, но его это не сильно беспокоило: это никак не касалось его самого. Но когда возникла необходимость рассказать про неё отцу, Эстос понял, что сказать-то ему почти что нечего.