Бежать вместе с ней.
Эстос не видел другого выхода. Они и без того уже думали о том, чтобы покинуть Карталь.
Соколиный дом сочтёт это предательством. Но, Эстос думал, его сил и умений хватит, чтобы покинуть земли, где колдуны Карталя имели влияние, и оказаться вне их досягаемости.
Он никогда не помышлял о таком. Даже крошечная мысль о предательстве не прокрадывалась в его сердце, ни на секунду. Но отец не оставил ему выбора. Или нет: заставил выбирать между долгом и тем, что дороже всего на свете.
Альда сначала ходила по главной комнате своих маленьких покоев туда-сюда, а потом приказала себе успокоиться. Её столько лет учили сохранять хладнокровие и твёрдость мысли, а она так разволновалась всего лишь из-за того, что Эстоса не вовремя позвали к первому господину… Она ещё успеет ему всё рассказать. Немного раньше или немного позже, но он всё равно узнает про татуировку.
Она разволновалась, потому что если оказалась права, то Эстос…
То Эстос — это Гаэлар Алмос, когда-то второй господин Изумрудного дома, сын принцессы Матьясы, внук последнего короля, погибший в пустыне вместе со своими родителями.
Он не погиб. Каким-то чудом он спасся. Но как он оказался третьим господином Соколиного дома? Как? Почему?
Конечно, у Альды было объяснение. Если бы у неё была такая возможность, она обязательно порасспрашивала бы прислугу о том, что происходило в поместье более двадцати лет назад. Долго ли гостила здесь принцесса Матьяса, часто ли виделась с первым господином?
Неужели первый господин пал столь низко, что обесчестил сестру своей жены до свадьбы? И знал ли он, что она уже носит ребёнка, когда вывел к жениху? И если он захотел забрать сына себе, то почему ждал более десяти лет?
Безумная история… Эстос ни за что не поверит.
Он может поверить в самые невероятные вещи, но не в то, что он — сын Ульпина Вилвира от принцессы Матьясы.
Но ведь Ульпин столько лет хранил её серёжку, держал её в своей комнате рядом с величайшими сокровищами. Чем не доказательство их любовной связи?
Теперь Альда понимала, почему первый господин Изумрудного дома так легко согласился на брак своего первенца с девушкой из простонародья. Это был не его сын, ему было всё равно, как сложится его судьба… Вполне возможно, он вообще не собирался делать его наследником дома. Арбэт Алмос знал!
А самым простым и очевидным доказательством её правоты было то, что рядом с ней проходили боли Эстоса.
Священные знаки на руках связывали его с нареченной, так что само существование вдали от неё становилось мукой. Судя по тому, что Эстос рассказывал о своих первых годах в Соколином доме, первый господин пытался остановить разрушительное действие нарушенного обета. Но ритуал отсечения от прошлого и все прочие лишь отсрочили наступление мук на несколько лет. Обет наречённых был превыше всего. Не было в мире силы, что могла бы поспорить с велением богов, и поэтому Эстос медленно и мучительно умирал. Даже не зная, почему…
Теперь Альда понимала всё, не было лишь объяснения тому, как Гаэлар выжил и оказался в Соколином доме.
Мог ли быть так, что…
Альда, кружившая по комнате, замерла, когда услышала, что открылась дверь.
— Тебя не было так долго, и я уже… — Альда замолчала на полуслове, когда увидела Эстоса.
Тот был бледен, на одежде были пятна крови, волосы в беспорядке…
— Что случилось? — произнесла она, внутренне каменея.
Даже понимая, что произошло нечто плохое, она почти не испытывала страха. В ней просыпалась убийца. Альда из дома Льессумов, уже не Кейлинн, говорила со своим возлюбленным.
Эстос опустился в кресло и потянулся в стоявшему на столе кубку, наполовину пустому. Альда взяла кувшин, налила в кубок ещё вина, дождалась, когда Эстос выпьет, переведёт дух, а потом спросила:
— Это твоя кровь или чужая?
— Моя. Пошла носом. Мы с отцом поспорили, и он… — Эстос усмехнулся. — Он показал мне некоторые свои умения.
— Из-за чего вы спорили?
— Не спрашивай… Я скажу потом, когда будет ясность. Отец ещё может поменять решение.
Он говорил это так, будто ничего серьёзного не случилось, но Альда чувствовала ложь. Даже когда Эстос говорил о собственной болезни и близкой смерти, его голос звучал ровнее и спокойнее. Его явно встревожил разговор с отцом — не просто встревожил, задел за живое.
Она решила не пытать Эстоса и не мучить ещё больше. Да и сам он, видимо, не желая расспросов заговорил о другом:
— Скажи лучше, что случилось утром? Что не так с моей татуировкой? И почему ты спрашивала о назначенных?
— Это не так просто объяснить, — покачала головой Альда. — Ты… Я боюсь, что ты просто не поверишь мне.
Она взяла ладонь Эстоса в свою и сжала. Не отпуская его руки, она опустилась на пол возле кресла Эстоса, как должна была делать настоящая наложница, но чего Альда не делала ни разу до этого дня.
— Кейлинн… — Эстос склонился к ней. — Что с тобой?
Альда сильнее стиснула пальцы Эстоса. Она должна начать со своей главной лжи. Только так, рассказанная Альдой Льессум, а не наёмницей-секковийкой, её история будет иметь смысл и вес.
— Прости, но я лгала тебе. Мне пришлось… — Альда зажмурила глаза от стыда. Она лгала множество раз, но только с Эстосом это было так невыносимо трудно. Ложь ему ощущалась как настоящее предательство. — Я должна была признаться давно, но я боялась, что ты возненавидишь меня. Я и сейчас боюсь, но я должна. Почти всё, что ты знаешь обо мне, — это ложь. Меня зовут не Кейлинн, и я даже не секковийка.
— Я знаю, — спокойно ответил Эстос.
— Знаешь? — Альда вскинула голову.
— Когда мы с тобой в постели, у тебя пропадает акцент. Ты говоришь, как уроженка Карталя.
Альда ахнула. Она не замечала этого.
Она настолько забывалась, когда была с Эстосом, что… Глупая влюблённая девчонка!
— Но ты никогда мне не говорил… И ты, получается, давно знал! — она, и правда, не понимала, как он мог промолчать, если догадался об обмане.
— Я подумал, что у тебя должны быть на это причины. Ты пыталась от кого-то скрыться — а я мог тебе помочь, укрыть в Соколином доме, где никто не смог бы тебя найти.
— А ты не думал, что я скрываюсь потому, что совершила ужасное преступление?
— Я давно не слышал, чтобы разыскивали юную девушку, виновную в страшном преступлении.
— Ты сумасшедший! — прошептала Альда, глядя на Эстоса неверящим взглядом. — Как ты мог?! Ты понятия не имеешь, кто я такая и что совершила… А что, если…
— Да, я не знаю. Но я верил — и верю, — что ты не желаешь зла мне, именно мне. Я оказался прав: ты спасла мне жизнь.
— Ты не должен был мне верить! — у Альды подступили к глазам слёзы. Она готова была разрыдаться от злости и от стыда, а ещё от любви к Эстосу Вилвиру. — Не должен! Ты не понимаешь… не понимаешь…
Альда вскочила на ноги. Эстос лишь улыбнулся в ответ:
— Так что ты хотела мне сказать?
Он ждал её рассказа, точно подарка. Он даже представить себе не мог, какой окажется правда!
Альда набрала побольше воздуха в лёгкие. Открыться Эстосу было едва ли не так же страшно, как стоять перед колдуном и чувствовать, как раскрывается его второе сердце, готовое выпустить пламя.
— Я ни от кого не скрывалась. На самом деле я…
Она замолчала. У неё не было сил произнести это. Она, пока ждала Эстоса, придумала, как и в каком порядке всё ему расскажет, и она начала, но когда дело дошло до главного… Переломить себя оказалось невероятно трудно.
— Не так важно, кто я, — произнесла наконец она. — Есть вещи важнее. Шармы под твоими татуировками — это никакое не отсечение. Это другой ритуал. Тебя обманули. Обманывали с детства… Не мне упрекать кого бы то ни было в этом, потому что я тоже лгала, и много, но они не просто солгали… Они скрывали, в чём причина твоей болезни. Смотрели, как ты мучаешься…