Осталось только повязать вокруг бёдер кусок синей ткани… Большинство молодых секковиек эту ткань не носило, но Альде было непривычно показываться на люди вот так, в одних бриджах, так что любой мог видеть её бёдра. Повязка прикрывала их только до середины, но всё же прикрывала.
Одно дело скользить невидимой в темноте — когда охотишься за жертвой юбка или даже короткое её подобие будут мешать, — и совсем другое войти так в корчму или на постоялый двор, зная, что мужчины будут глазеть на обтянутые узкими бридажми ноги.
Волосы Альда перекрасила ещё день назад. Свои у неё тоже были тёмными, но всего лишь тёмно-каштановыми, у секковиек же они были чёрными как смоль. Все в семье это заметили, но никто не спросил; они понимали, что у Альды есть задание, а о таком не полагалось спрашивать.
Ещё ей нужно было разрисовать руки так, чтобы это было похоже на секковийские татуировки, и Альда уже развела в горшочке краску, приготовленную из мягких кожурок грецких орехов, каменного масла, железной охры с Низких островов, жжёной кости и сока кленовника. Такой рисунок будет держаться, самое меньшее, десять дней, ничуть не бледнея, и отличить его от настоящей татуировки можно будет только хорошенько вглядевшись.
Альда заканчивала наматывать на шею ярко-малиновый шарф, когда услышала шаги за дверью. Она узнала Тервела и по ритму шагов и по тому, что сложнее подделать: по весу, по тому, как прогибались деревянные половицы под ногами.
— Дверь не заперта! — громко сказала Альда.
Тервел вошёл и тут же замер на пороге.
— Какая ты… — громко выдохнул он.
— Какая? — не поняла Альда. — Ты про волосы?
— Да… Или нет… Мне кажется, дело не в них. Ты всегда… Вернее, все мы носим серое и коричневое, по ночам чёрное. Странно видеть тебя в яркой одежде. Ты совсем другая…
— Мне в этом неуютно, — призналась Альда. — А эта полосатая накидка — просто кошмар! На меня все будут смотреть.
— Все будут смотреть на накидку и шарф, запомнят только, что мимо прошла секковийка.
Альда только пожала плечами: ей привычнее было быть незаметной, проходить тихо, как тень, не оставаясь ни в чьей памяти.
Отец говорил, что ей не повезло с лицом: оно было запоминающимся, необычным, а хороший убийца должен выглядеть так, что его никто не сможет внятно описать. Но тогда, когда отец ещё был жив, из Альды и не собирались делать убийцу. У неё была другая судьба, предсказанная звёздами в миг рождения, и если бы не…
— Ну и запах! — воскликнул Тервел, открыв баночку с краской. — Как будто рыба стухла…
— Придётся потерпеть.
Альда для того и позвала Тервела, чтобы он разрисовал ей руки. Кинжалои и мечом Альда владела одинаково хорошо что правой, что левой рукой, но вот рисовать левой рукой у неё получалось плохо.
— Вот рисунок, — Альда протянула Тервелу обрывок пергамента.
— Не особенно сложно. — Тервел повертел пергамент с в руках. — Откуда ты это взяла?
— Стащила со Двора Смерти. Всё равно в эти книги никто не заглядывает.
Тервел осуждающе покачал головой и поджал губы.
— Я верну, — добавила Альда. — Положу между страниц точно там, откуда вырвала.
— Дело не только в том, вернёшь ты или нет… Ты же понимаешь, что человек, с которого это срисовали, — Тервел ткнул пальцем в изображение ладони на пергаменте, — он мёртв! Разве не знаешь? Назовёшься мертвецом — встретишь мертвеца!
Альда только махнула рукой. Несмотря на годы обучения в их семье, Тервел хранил в памяти множество суеверий своего народа.
— Не маши меня! — Тервел схватил Альду за руку. — Эти надписи, они у всех разные, говорят, нет двух людей с одинаковыми татуировками. Ты как будто берёшь чьё-то имя…
— Даже если беру, ну какого мертвеца я могу встретить?
— Я не знаю, но в городе, где есть колдуны, может произойти всё что угодно.
— Хватит болтать, — Альда села за стол и положила руки перед собой. — Разрисуй мне ладони, а с мёртвыми я сама разберусь.
У Тервела ушло больше двух часов, чтобы скопировать узор с рисунка, — они закончили как раз к тому времени, как на улице окончательно стемнело.
Альда зажгла свечи, и Тервел ещё раз на неё посмотрел.
— Да, — сказал он, — похоже… При таком свете никто не отличит. Только вот запах…
Альда чуть не застонала. Секковийцы использовали особые притирания, которые всем в столице были знакомы: от них пахло смесью сладких фруктов и камфоры. И она не готова была пахнуть вот так же. Камфора въедалась в кожу и волосы, так что от Альды не перестало бы пахнуть, даже когда она сменила бы одежду на свою обычную. Резкий аромат не отмоется и не выветрится дня два или даже дольше, а для наёмного убийцы так сильно пахнуть — недопустимо. Если у ней представится шанс покончить с третьим господином, она не сумеет подкрасться к нему незаметно: он почует её шагов за десять.
— Обойдусь без притираний, — сказала Альда. — Этот запах может меня выдать.
— Смотрю, у тебя необычное задание, — заметил Телвар. — Сложное?
— Да, — призналась Альда, а потом сдалась, потому что ей, возможно, на этот раз без помощи не справиться: — Этого человека тяжело выследить, и я подумала… Ты мог бы мне помочь. Не с самим делом, а с наблюдением…
Телвар не сомневался ни секунды:
— Что надо делать?
Альда сглотнула. Стоит ли втягивать Тервела в столь опасное дело? Может быть, лучше попросить помощи у двоюродного брата или дяди? Но они не могут так просто, как Тервел, пообещать и помочь. Они начнут учить её, навязывать свои решения, расспрашивать, так что в конце концов она почувствует себя негодной для серьёзной работы, хотя это она убила колдуна, а не они. И в прошлый раз она тоже была с Тервелом.
Он увязался за ней тайно…
Когда его приняли в семью, Альду не ещё обучали ремеслу убийцы. Она должна была выйти замуж за юношу из влиятельной семьи и войти в Изумрудный дом, сильный колдовской клан правого берега, уступавшем могуществом на своей берегу лишь Небесному дому. Маленькую Альду учили играть на лютне, вышивать, собирать широкие колье из цветных бусин, изящно соединяя цвета… А Тервел, кроме всего прочего, должен был охранять её до тех самых пор, пока она не отправится в дом мужа. И он берёг её, берёг до сих пор, хотя Альда и сама теперь была выучена сражаться и убивать не хуже него…
И если бы в тот день, когда она отправилась за купцом Филесом, Теврел не последовал за ней, она была бы мертва…
А что если сейчас такой же случай? Сейчас она абсолютно точно знает, что придётся иметь дело с магией.
Ты убивала колдунов?
Альда поёжилась, словно от налетевшего порыва ветра.
— Моя цель… — начала она. — Этот человек редко покидает поместье. Я знаю, в какие дни он выйдет, и это будет мой шанс приблизиться к нему.
— Он посещает какие-то грязные притоны, так? Поэтому ты так вынарядилась?
— Может, и не грязные. Он богат.
— А почему бы не убить его в поместье?
— Это поместье колдовского дома…
— Тогда почему не ворваться в притон… — Теврел осёкся. — Подожди… А этот человек, он случаем не колдун?
Альда молча кивнула.
— Послушай, ты не должна… Во имя псов Гудды, ты не должна!
— Я не могу отказаться! — отрезала Альда. — Это наша клятва. Как я могу её преступить? Мы всегда служили Небесному дому и находились под его защитой.
— Но посылать обычного человека против колдуна…
— Я — не обычный человек.
Тервел отступил на пару шагов назад. Он знал этот взгляд и этот тон.
Через два дня Альда отправилась в Звонкий квартал вместе с Тервелом. Они шли не вместе — она шагов на двадцать позади, — но следить за ним было легко. На голове у Тервела была белая повязка, какие носили воины с Красных равнин, и её было видно издалека даже в темноте. Хотя на улице было и не темно вовсе: даже не все уличные фонари зажгли, потому что луна светила на удивление ярко.