Работа помогает не грызть себя целыми днями. Не думать, о той боли, которая всегда незримо следует рядом.
В семь утра я уже на месте. Прохожусь по помещению, которое сейчас больше напоминает руины. Везде валяются камни, пахнет краской. Хочется схватиться за голову и рвать на себе волосы.
Вот чем я думала?! Придумать на свою голову то, что вряд ли можно выполнить за полтора месяца.
Не могла что-то проще сделать?
Нет. Не могла…
Я загорелась идеей. И все другое на фоне ее меркло.
Гаспар как-то сказал, что никогда не был в Италии. Я там была, несколько раз с мужем. Арсен не очень любил экскурсии, не восхищался красотой архитектуры. Он довольствовался пляжем, спа процедурами и прочими благами. Я же с широко распахнутыми глазами заказывала гидов и с жадностью ловила их рассказы. Изучала местность.
И теперь мне захотелось создать в ресторане атмосферу одного из поразивших меня мест — пещерного города Сасси-ди-Матера.
Не делать нечто пафосное, новомодное, таким сейчас не удивишь. Это все на каждом шагу. А наоборот уйти в прошлое, сделать каменные столики для посетителей в скалах. Но при этом сохранить уют, передать архитектуру необычного города, в свое время покорившего меня.
Гаспрар посоветовал мне отличную бригаду ребят, с прорабом у нас полное взаимопонимание. Но все равно до конца ему сложно понять мою задумку. И мне приходится контролировать каждый шаг, заставлять переделывать. А дома, снова и снова чертить свои задумки, придумывать новые моменты.
Но когда я вижу груду камней, понимаю, что площадь не такая уж большая, а в ней хочется разместить слишком много, охватывает отчаяние. Я не могу сказать Гаспару, что мне надо еще время, что я не справилась, что я просчиталась, провалилась.
— Нет! — выкрикиваю. Зажмуриваюсь.
Достаю телефон, открываю свои наброски, погружаюсь в них, выпадаю из реальности, с головой в работу окунаюсь. Не замечаю, как ногой спотыкаюсь о ведро краски. Лечу на пол. Брызги летят прямо в лицо, в рот попадают.
— Что за… — далее следует поток нецензурных выражений.
Я вся в темно-коричневой краске, она растеклась по полу. Хорошо начался день, ничего не скажешь.
— А я думаю, кто это ругается как пьяный сапожник, — Гаспар стоит в дверях, в кремовом светлом костюме, весь такой чистенький, сверкающий, и я на полу вся в краске с перепачканной физиономией.
— Чего приперся? — бурчу, отворачиваюсь.
Две недели после его визита в мой кабинет от него ни слуху ни духу. Даже маленькой смски.
— А я вовремя, — стоит и ржет, чуть пополам не сгибается.
— Исчезни! — меня его смех злит.
— Смотрю, работа продвигается, — продолжает хохотать.
Поднимаюсь на ноги. Ноги разъезжаются. Едва снова не падаю. А он стоит и смотрит на мой позор. Даже не думает помогать.
Дикарь!
Хватаю ведро с оставшейся краской и выливаю в него. Гаспар так увлекся хохотом, что не успел отпрыгнуть в сторону.
Весь его шикарный костюм, лицо, щетина, все в краске.
— Так ты больше в интерьер вписываешься, — ехидно потираю руки.
— А не попутали вы чего, Теона Владимировна, — выгибает дугой бровь в коричневой краске. — Я ваш работодатель, а вы так встречаете? — в хриплом голосе издевка.
— А не пойти ли вам куда подальше, уважаемый работодатель! — в тон ему отвечаю. — Сказал не придешь до конца работ, вот и езжай по своим важным делам. Не мешай творческому процессу!
— Не вам указывать, Теона Владимировна. Вы тут только потому, что я пожелал! — он издевается, продолжает веселиться.
— Я сейчас откажусь от контракта, и сиди тут разгребай свою кучу камней! — бросаю в него маленький камушек. Злость во мне буквально бурлит и требует выхода. — Или ты думаешь, что раз заключил контракт, типа сделал доброе дело, то теперь можешь издеваться… — оборачиваюсь по сторонам в поисках, что бы еще в него кинуть, ноги поскальзываются на разлитой краске, не удерживаю равновесия и снова лечу на пол. — Давай! Не сдерживайся, ржи дальше!
Смотреть на него не могу, стыдно и злость сжирает, хочется его наглую рожу расцарапать. Вижу как носки туфель, заляпанных краской, приближаются.
— Ты не ушиблась?
— Какое тебе дело!
Хочет меня поднять, берет под мышки.
— Не трогай меня! Отвали! — начинаю вырываться, кручусь, пытаюсь ударить.
В итоге его огромная туша приземляется на меня, придавливает собой.
— Совсем ополоумел! Слазь! — бью его кулаками по всему куда дотягиваюсь.
В какой-то момент, его лицо нависает над моим. Близко-близко, дыхание касается губ.
— Угомонись, Тео, — голос хриплый, низкий.