— Для начала не наматывать сопли на кулак, не трястись как осиновый лист, — набирает скорость.
Его спокойствие и расслабленность бесят.
— Там мой сын! И нельзя недооценивать Арсена!
— Угу, — безразлично мычит.
— А как насчет твоего интереса? Думаешь, Наталья еще жива? — хочу его разговорить. Тишина сейчас добивает.
— Нет. Она в твоей могиле, — ведет плечом.
— Ты предполагаешь или знаешь? — напрягаюсь в кресле.
— Знаю.
Почему каждое слово надо из него клещами вытаскивать?!
— Откуда?
— У меня на руках данные экспертизы.
— Ты что подослал кого-то раскапывать могилу? — сжимаю руки в кулаки.
Если бы я не спросила. Он бы мне ничего так и не сказал.
— Все официально, — отвечает так, будто отмахивается от назойливой мухи.
— И ты не считаешь, что меня надо было поставить в известность? Думаешь, Арсен не узнает, что проводили экспертизу? У него связи по всему городу! Значит, он уже будет нас встречать во всеоружии.
— Я поставил. Все остальное — твои домыслы.
— А твоя дочь? Тоже уже знаешь, где она? — от моего вопроса у него кадык дергается.
— Не знаю, — скрипит зубами.
— Мне жаль, — вздыхаю. — Сколько ей?
— Семь, — сжимает руль и снова скорость набирает. Создается ощущение, что мы летим по трассе.
— Арсен убил Наташу, что он мог с девочкой сделать? — закрываю рот ладонью. — Ой!
Не заметила, как свои размышления вслух проговорила. Уж чего я точно не собиралась делать, так бить в больную точку. Ребенок — это святое.
— Прости… я не хотела…
— Наташка и без Ваньки бы на кладбище оказалась. Она сама себе приговор подписала, — вздыхает. — А вот Юля. Если он что-то с ней сделал — четвертую.
— Он не мог бы так с ребенком… — закусываю губу.
Сама понимаю — мог. У него ведь ничего святого, никаких принципов. Но верить не хочется.
Протягиваю руку и дотрагиваюсь до плеча Гаспара. Сжимаю его. Непреодолимое желаниеи его поддержать, а вот слов не нахожу. Что тут сказать?
— Мои люди ее ищут не переставая. Следов нет, — на миг прикрывает подрагивающие веки.
— Если бы что-то непоправимое случилось, — облизываю сухие губы, — Ты бы почувствовал, она же твоя кровиночка…
— А три года ее не видел, — сводит брови на переносице. — За это время многое могло случиться. Особенно с такой мамашей, — хрипит. — Так что не факт, что Ванька причастен. Она могла… и до него что-то с ребенком сделать.
От его слов у меня волосы на затылке дыбом встают.
— А как ты допустил, прости, чтобы ребенок с такой матерью оставался? — смотрю на него в недоумении. — Она же мать, неужели могла навредить своей дочери? Ничего не понимаю… Ты рассказывал мне, каких женщин предпочитаешь. А сам связался с непутевой Наташей, если верить твоим словам.
— С Наташкой у меня не было отношений. Разовый секс в туалете клуба. Она тогда только начинала падать на дно. Была вполне привлекательной, — он говорит с неохотой. Будто каждое слова дается с большим трудом. — Случилось и случилось. Я забыл. Вспомнил, только когда через год она меня нашла. Приперлась ко мне с ребенком на руках. Пьяная. Еда на ногах стояла, — скалится. — Сказала, что девочка моя. Она ей не нужна. И аборт она не сделала, только потому что поняла о беременности, когда живот начал расти. Предложила купить мою дочь… она пришла ко мне продавать ребенка… — сжимает руль так, что мне кажется, он его раскрошит на мелкие кусочки.
— Жесть, — сижу прибитая к креслу его рассказом.
— Тест я сделал. Юля моя. Этой твари я заплатил. Сказал, чтобы исчезла с глаз. Уехала из города. В общем, не попадалась на глаза. И она не попадалась четыре года. Ни слуху ни духу. Я и думать о ней забыл. Нам Юлькой хорошо было, — при воспоминании о дочери, его лицо озаряется. — А потом она ее украла.
— Как? — прикрываю рот ладонью.
— Со своим каким-то дружками, подкараулили няню в парке. Улучили момент, когда охрана отвлеклась. Я их наказал… толку. С тех пор Наташка и дочь как в воду канули. Все вверх дном перерыл, а ее следов нет. Удалось узнать, только об ее жизни эти четыре года, она пила, не просыхая. Таскалась с такими же алкашами. Опускалась. И моя дочь у нее в руках оказалась! Три года тишины! — из его горла вырывается то ли рык, то ли стон.
— В голове не укладывается, как алкоголичка могла спрятаться от тебя, учитывая твои связи?
— И у меня, Тео, — замолкает.
Наступает гнетущая тишина. Не решаюсь ее разрушить. Остаток дороги перевариваю его историю. Пропускаю через себя.