Выбрать главу

Собираюсь с силами, чтобы выдержать очередное унижение и разборки с охраной. Раньше я бы устроила скандал, заставила извиняться. Все было раньше… Теперь я приведение, которое не умеет проходить сквозь стены…

К счастью, папа избавляет меня от необходимости общаться с охраной. Он выходит из здания и в сопровождении двух помощников, направляется к машине.

Привычный размашистый шаг, сосредоточенное, волевое лицо, узнаю своего папочку, так тепло сразу становится.

— Пап! — ускоряю шаг, чтобы его догнать. — Папа!

Он оборачивается сразу. Останавливается. Лицо — каменное. Никаких эмоций.

Мерзкий, холодный, липкий пот струится по спине, сердце будто колючей проволокой кто обматывает.

— Пап, тут какой-то ужас творится! — говорю, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от него. — Мама меня не узнает, Арсен не дает увидеться с сыном! Папочка, мне так больно и страшно! — говорю, а у самой колени подгибаются, слабость, усталость, нервы изматывают.

— Садись в машину, — небрежный жест руки в сторону его авто.

Его помощник открывает для меня дверь, помогает поставить сумку.

— Спасибо! Я знала, что ты меня не оставишь в беде! — говорю, усаживаясь в кожаный салон.

Отец открывает дверь со стороны водителя.

— Свободен, — коротко бросает. Сам садится за руль.

На заднем сиденье лежит маленький плюшевый мишка. Я его покупала сынуле еще до аварии. Как же я истосковалась! Я не смогу выдержать разлуку со своим крохой.

— Мишкина игрушка. Мишка для мишки, — говорю, поглаживая плюшевого зверька. — Я так сказала малышу, когда ее дарила. Он вроде бы маленький, но такой потешный, не смогла пройти мимо. Ты на днях видел внука? А вот меня Арсен к нему не подпустил! — слова льются из меня болезненным потоком. Сложно держать в себе то, от чего мозг разрывается.

— Тихо.

Одно слово от отца. Все.

Больше ничего не говорю. Язык прилипает к небу. Папа не открестился от меня, как мама и Арсен — это уже плюс. А в остальном разберусь.

Может, они за что-то обижаются на меня? Ума не приложу за что… Да и методы, показывать свое недовольство, мягко говоря жестокие.

Пока мы едем по городу в полном молчании, я немного успокаиваюсь. Папа рядом, пусть он тоже ведет себя странно, но я не одна.

Но когда машина выезжает из города, тревога вновь просыпается.

— Пап, куда ты меня везешь? — беспокойно ерзаю на сиденье, сжимая плюшевого мишку в руках.

— Тшшш…

Вот и весь ответ.

Через минут пять начинаю догадываться, куда отец держит путь.

— Зачем мы туда едем?

Молчит.

А мне заорать хочется. Достучаться до него. Я ведь из больницы, после страшной аварии, за что так со мной?!

— Выходи, — отец останавливает машину у ворот.

— Ты мне объяснишь, зачем меня привез на кладбище? — губы дрожат, голос срывается.

Меня охватывает панический ужас.

— Просто иди за мной.

Отец подходит к торговкам, продающим цветы у ворот, под мышкой держит черную папку. Выбирает самый большой букет хризантем.

— Выбор у них скудный. Если бы знал, что сегодня поеду, лучше бы подготовился, — говорит тихо, и кажется, речь адресована не мне.

Иду за ним по кладбищу. И такое ощущение, что на эшафот, и вот еще немного и мне скажут положить голову на плаху.

Ну и мысли у меня! Пытаюсь их прогнать, но ничего не получается.

Мы идем довольно долго, я несколько раз спотыкаюсь, ноги не держат, сумка в руках кажется невероятно тяжелой, а страх только усиливается.

Папа подходит к одной из могил. Я замираю. Ноги, будто прирастают к земле. Не могу и шага сделать.

— Подойди! — машет рукой.

Отрицательно качаю головой.

Не могу. Не хочу там ничего видеть. Первобытный ужас сковывает.

Отец кладет цветы на могилу. Там очень много цветов, могила в них буквально утопает. Огромный резной крест, оградка, две лавочки.

— Живее!

— Пожалуйста! — жалобно скулю и все же иду к нему.

— Смотри! — указывает пальцем на надпись на кресте.

Судорожно открываю и закрываю рот, даже протираю глаза:

«Дементьева Теона Владимировна», далее дата моего рождения и… смерти.

Внизу:

«Всегда в наших сердцах».

— Моя дочь лежит тут, — раздается жесткий голос отца над ухом, — У меня с собой все справки и экспертизы, включая анализ ДНК, — хлопает меня черной папкой по плечу, — Что в этой могиле Теона. Я не знаю, откуда ты узнала про мою дочь, где собирала информацию, но если я еще раз увижу тебя около своей семьи или внука, то ты пожалеешь, что коптишь эту землю.

Глава 5

— Пап, какой анализ ДНК, если вот она я перед тобой! — хватаю его за плечи.

— Кто? Самозванка? — скалится.

— Ты меня видишь?! — ору, заглядывая ему в глаза. И на миг, один краткий миг, понимаю, что узнает.

Нечто родное, загорается в его глазах. Но тут же пропадает.

— Вижу, дрянь, которая пытается заработать на смерти моей дочери!

— Я могу рассказать все, как мы жили, вспомнить свое детство. Как ты защищал меня от нападок мальчишек в школе. Но разве это тебе надо? Могу восстановить по кадрам всю нашу жизнь. Только ты предпочел, ставить цветы на могилу… Нет не мою… И я даже не знаю ко там лежит, — закусываю губу. На эмоциях хватаю отца за ворот идеально белой рубашки. — Скажи мне, что не узнаешь? Скажи что я не твоя дочь? Давай. Соври! — и я вижу страх, что вспыхивает яркими молниями в глазах.

Отец зажмуривается. Отворачивается. Тяжело дышит.

Он берет несколько секунд паузы. А после… после на меня уже смотрят совсем чужие глаза…

— Там лежит моя дочь. Ты бередишь раны моей жене. Не побоялась ко мне приехать. Самозванка, ты понимаешь, что я тебя уничтожу… могу стереть в порошок…

— Так сотри! Зачем запугиваешь? Просто уничтожь, раз я самозванка! — ору ему в лицо. Он вздрагивает. Хоть и старается выглядеть невозмутимо.

— Жалко тебя, облезлую. Решила срубить бабла. Нажиться… жену мою третировала. Аннушка мне все рассказала. Но я дочь потерял, сентиментальным стал. Потому дать тебе шанс исчезнуть. Ты этим свою жизнь спасешь. Прислушайся. Ты свое вранье не докажешь, — смотрит мне в глаза. Дикий взгляд, как у затравленного зверя, но при этом он пытается выглядеть хозяином ситуации.

— Папа… за что ты так со мной… — шепчу тихо.

Он дергается, словно я его плетью ударила.

— Я предупредил. Сохрани себе на память, — кидает мне в лицо бумаги. — Ознакомься. Выучи. И пойми, что ничего не обломится. Это копии… подарок тебе!

Беру бумаги. Все расплывается перед глазами, ничего не могу прочесть.

— Папа, ты не мог меня не узнать! — хриплю.

— Золотко, не связывайся с людьми, которые могут тебя раздавить.

«Золотко» он всегда так меня называл…

— Папуля! Это же я! — делаю очередную попытку. Пытаюсь его обнять. Но он, отталкивает меня. Падаю на цветы на могиле.

— Девка, угомонись! Отвали от нашей семьи. Иначе не выживешь, — отец разворачивается и идет прочь.

Остаюсь сидеть среди цветов на могиле… в которой я как бы похоронена…

Жутко смотреть на надпись… Будто меня и нет. Меня стерли… Все что было дорого, все кого любила отказались…

Смотрю в спину отцу. Он уходит. Не оборачивается. Быстро идет, словно убежать хочет.

А мне некуда бежать… Ничего нет…

Не знаю, что делать, куда идти, как доказать, что я это я.

Смотрю на надпись. Из которой выходит, что меня больше нет. Слезы текут по щекам.

Откидываюсь на спину. Утыкаюсь в рюкзак, который мне еще водитель-робот дал. Я так его и ношу… Не до него было.

Надо открыть. Рука дрожит.

Там стопка бумаг.

Я не могу этого видеть! Просто не могу! Даже протираю глаза. Несколько раз щипаю себя за руку…

Я держу паспорт Натальи Владимировны Климушкиной и там… моя фотография…

Еще есть банковская карта и пин код на бумажке. Диплом про окончание сельскохозяйственного института. Документ о купле-продаже квартиры в другом городе на мое имя и там же ключи.

Я держу в руках чью-то жизнь… Не чью-то… а выходит мою…

Мне подсунули ее… А меня стерли…