— Обещаешь?
— Конечно…
Ночью, дождавшись, пока она уснёт, Журавлёв тихонько встал и вышел на кухню. Бутылка виски в потайном уголке кухонного шкафа стояла нетронутой уже несколько месяцев, и он, тихонько достав её оттуда, уселся за стол. Когда Милена, проснувшись ближе к утру, вышла к нему, бутылка была уже почти пуста, а сам Женька дремал, положив голову на сложенные локти. Кое-как растолкав, она увела его в постель, решив промолчать и ничего не говорить, во всяком случае, пока он был в нетрезвом состоянии.
— Жень, — она присела рядом, когда он, проспавшись к обеду, открыл глаза, — ну, зачем ты напился? Разве водкой проблемы решаются?
— А я водку не пил, — соскользнув с узкого плеча, его рука задержалась на её небольшой груди.
— Как не пил? — Милена укоризненно бросила на него взгляд, — А кто ночью за столом уснул? Бутылка почти пустая.
— Так бутылка не из-под водки, — он попытался отшутиться, — а из-под виски!
— Какая разница, — она грустно улыбнулась, — Жень… не нужно пить. Я прошу тебя.
— Да всё нормально, не переживай, — Журавлёв поднялся и сел в постели, — больше не буду, правда. Так что-то, накатило вечером…
— Ты винишь себя в том, что произошло, вот и накатывает.
— Да, наверное. Но ты не переживай, — обхватив её руками, он уткнулся лицом в тёплое женское плечо, — Ленка… Спасибо тебе.
— За что? — улыбнувшись уголками губ, она прислонилась щекой к его голове.
— За то, что ты всё понимаешь. И что ты — рядом. Ленка… Я дурак по жизни. Я не умею прощаться со своими ошибками… Но я хочу, чтобы ты знала. Ты — самое дорогое, что у меня было и есть.
— Самая дорогая ошибка? — прикрыв глаза, Милена тихо рассмеялась, — Да?
— Нет… Самая дорогая ошибка — это я для тебя. И не потому, что я такой дорогой. А потому, что слишком дорого тебе обхожусь. Впрочем, не только тебе. Я всем слишком дорого обхожусь.
Несмотря на данное Милене обещание все последующие дни Журавлёв не обходился без алкоголя. Сначала он старался держаться в «рамках», выпивая лишь по вечерам, после выступлений. Попытка навестить Настю в больнице не увенчалась успехом — Ольга Семёновна, увидев несостоявшегося зятя, буквально выгнала его взашей, не подпустив к Настиной палате.
— Чего пришёл?! — она выходила от дочери как раз в тот момент, когда туда направлялся Журавлёв, — Оставь её в покое!
— Я хотел просто узнать, как она, — тот нерешительно протянул женщине пакет, — вот, принёс…
— От тебя ей ничего не нужно! — взмахнув рукой, отрезала Ольга Семёновна, — Ты её бросил, так не тревожь! Пусть, наконец, в себя придёт!
— Как она? — в глубине души понимая, что Настина мать права, Женька решил не идти на пролом.
— А как она может быть?! Плохо!
— Она встаёт?
— Встаёт, — видя, что Журавлёв не собирается ей перечить, более мирно ответила женщина, — ещё недели две тут пролежит.
— Я знаю, кто это сделал, Вы ей скажите, чтобы она не молчала и не выгораживала этого подонка.
— Какого подонка? — несмотря на то, что Ольга решила изобразить неведение, Женьке показалось, что она в курсе всего, что произошло с Настей.
— Того, кто её избил.
— Она не знает ничего. Забыла, — судя по тону, каким женщина произнесла эти слова, его догадка имела под собой все основания — Настя всё рассказала матери, но по каким-то причинам, обе решили молчать.
— Вы зря это делаете, — Журавлёв угрюмо кивнул на дверь в палату, — передайте Насте, что она должна всё рассказать следователю.
— Тебе-то какое дело?! — Ольга Семёновна перешла на громкий сердитый шёпот, — Тебя никто не трогает, у тебя же алиби?! Вот и живи и радуйся. Чеши на свои гастроли. А Насте нужно теперь свою жизнь строить!
— Только не с этим подонком, — он произнёс эти слова сквозь зубы, привычно сжимая кулаки, — если я узнаю, что он снова ходит к ней…
— А ты кто такой?! — Ольга тоже разозлилась не на шутку, — Ты — кто такой?! Ты её бросил?! Сам свою жизнь устроил?! Чего тогда к нам лезешь?!
— Если он ей угрожает, пусть она всё расскажет следователю, — поставив пакет с передачей на диван, Женька упрямо посмотрел на женщину, — передайте ей, пожалуйста.
— Смотри, какой храбрый, — Ольга Семёновна чуть смягчила тон, — без тебя разберёмся! И больше сюда не приходи, дай ей жить спокойно!
Выйдя из больницы, Женька ещё какое-то время стоял возле своей машины, потом, решительно открыл дверь и услся за руль. Он и сам не знал, зачем попёрся сегодня к Насте. В душе он понимал, что окончательную точку пора поставить уже давно, и продолжение их общения ничего, кроме лишней боли не принесёт, ни ему, ни ей, особенно ей. Да и Милена… Она вообще тут — ни при чём, но так отважно приняла все обстоятельства, связанные с его прошлыми ошибками, что он и сам не знал, чего в нём сейчас больше — чувства вины перед ней или чувства благодарности.
Ленку он любил… это было бесспорно… Себя он видел только рядом с ней, и ни одна женщина на свете не смогла бы занять её место. Но Настя… Он боялся признаться в этом себе самому, но окончательно стереть её из своей души он так и не смог. Это не была любовь в чистом виде, ведь больше не было любовного влечения к этой женщине из его прошлой жизни… Он не мог сказать, что это — лишь жалость… Он вообще не мог найти объяснения своему чувству, и лишь одно было для него неоспоримым фактом: чувство это — есть.
…«Творческая деревня», несмотря на летний сезон, жила своей полной жизнью — уже на крыльце Журавлёв встретил группу молодых, мускулистых парней из шоу-балета, что-то весело обсуждающих с Наташкой.
— Привет! — несмотря на подавленное настроение, Женька весело кивнул всей компании.
— Привет! — в числе прочих, радостно ответила Наташа, — А у нас разве сегодня есть репетиция?
— Нет, я к Диме. Он здесь?
— Да, он у Алисы. Несколько вокалистов подали заявки в наше агентство, они там видео просматривают.
— Понял, — кивнул Женька, — а ты, значит, пока муж занят…
— Да-да! — подхватив его шутку, рассмеялась Наташка, — А я с мальчишками отчаянно флиртую!
Журавлёву совершенно не хотелось встречаться с Алисой, и он, к своему огромному удовольствию, встретил Морозова в коридоре. Поздоровавшись, Женька вместе с ним вошёл в студию. У него не было никакого конкретного дела к Диме, но почему-то в это утро ему захотелось поговорить именно с ним.
— Дима… — оседлав задом наперёд стул, Женька положил локти на его узкую спинку, — У тебя было такое, что вот ты любишь женщину… искренне любишь… а у тебя другая из головы не идёт?
— Вот так прямо сразу?.. Прямо с утра?.. — рассмеялся было Морозов, но, увидев выражение лица Журавлёва, тут же стал серьёзным, — Понял. Значит, прямо с утра…
— Не в том смысле не идёт, что ты жить без неё не можешь или хочешь просто переспать… Ничего этого нет. А всё равно — она у тебя постоянно в мозгу сидит.
— Не знаю, — Димка пожал плечами, — такого не припомню, если честно. Скорее, было наоборот. Был у меня такой период. Женщину, что была рядом, я не любил. А ту, что из головы не шла — любил.
— И как ты вышел из этой ситуации?
— Я вернулся.
— К Наташке?
— Да.
— А как с той… другой?
— Никак. Во всяком случае, с моей стороны. К тому времени отношений уже не было, и, в общем, всё произошло естественным путём.
— А вот у меня никак не получается естественным… Столько женщин было… встретились, разбежались… Никогда не переживал и не вспоминал. А теперь так перекрутилось, что концов не найду. Ленку любил всю жизнь… Теперь встретил, живи и радуйся. Настю, по сути, не любил никогда… а вот выкинуть из головы не могу. И перед ней виноват, и перед Ленкой… Может, и правда, не нужно было им жизнь портить? Бабы были, да и сейчас есть… без обязательств и последствий…
— Не знаю, что тебе и сказать, Жека. Я по натуре немного другой…
— Да уж, немного, — засмеялся Журавлёв, — совсем чуть-чуть… А, если честно, то я тебе завидую белой завистью. Ты всегда знаешь, чего хочешь, и женщина у тебя любимая — одна…