А если он не успеет? Если она уже уехала?..
— Наташка, — вечером, набрав номер, он прислушивался к тому, что происходило в доме Морозовых, надеясь услышать голос Милены, — ты можешь со мной поговорить, но так, чтобы никто не знал?
— Да, — она немного удивилась, — конечно, тем более, что я одна.
— Совсем? А где… — он хотел произнести имя Милены, но почему-то не стал, — Где Дима?
— Дима в нашей студии, Ане песни поёт, — рассмеялась Наташа, — А я на кухне.
— А Милена… Она где?
— Она у Анны Сергеевны, вместе с Валерой.
— Уффф… — не выдержав, он с облегчением выдохнул, — Я боялся, что она уехала.
— Я бы тебе сказала… Да, она собирается уезжать.
— Наташа… Задержи её у себя ещё хотя бы на недельку! Ну, придумай что-нибудь… А, Наташка?!
Собственно, придумывать было ничего и не нужно. Морозовы летели на съёмки клипа в Сочи, где Наташа должна была ещё принять участие в заключительном туре всероссийского конкурса «Песни нашего лета», которое оплатило предприятие Прохорова. Они брали с собой Наташкиного отца вместе с его женой. Валерию не рекомендовалось долго находиться на солнце, по состоянию здоровья, поэтому предполагалось, что днём он и Светлана Петровна будут отдыхать в прохладных «покоях» пансионата, где Наташа приобрела для них путёвки. Валерик должен был принимать участие в съёмках, поэтому был полностью «на совести» родителей. Вечера же предполагалось проводить в дружной семейной компании. Но ради Журавлёва Наташа была готова пойти на маленькую хитрость…
— Милена, у меня к тебе одна маленькая, но важная просьба, — придав лицу как можно более невинное выражение, завела Наташка разговор, — ты не смогла бы полететь вместе с нами на съёмки?
— В Сочи?! — кажется, Милена совершенно не ожидала услышать такое предложение.
— Да… Понимаешь, всё же с нами Валерка, он не сможет целый день работать так, как мы, ему нужен будет и тихий час, и регулярное питание, а папа очень быстро устаёт… Путёвку мы тебе купим, жить будем все рядом… Там море… солнце…
— Наташа… — Милена впервые за много дней искренне улыбнулась, — Меня не нужно уговаривать!.. Я согласна!
Услышав звонок, Настя осторожно подошла к двери и посмотрела в глазок.
— Проходи, — щёлкнув замком, она посторонилась, пропуская гостью, — здравствуй.
— Добрый вечер! — Наташа, улыбаясь, прошла в квартиру, — Извини, что я так поздно, но готовимся к отъезду, только из студии…
— Едете на гастроли? — Настя говорила негромко, с оттенком напускного равнодушия в голосе.
— И да, и нет, — пройдя на кухню Наташка поставила на стол коробку с тортом, — едем снимать клип.
— А здесь что, нельзя снять? — Настя шумно налила в чайник воды и поставила его на плиту, — Нужно обязательно куда-то ехать?
— Здесь нет нужной натуры, моря нет.
— Море, — Настя тихо усмехнулась, — Хоть бы раз съездить на то море…
— Ты не была?
— А что, удивительно?
— Нет, — Наташа внимательно наблюдала, как Настя, открыв навесной шкаф, достаёт оттуда рюмки, — не удивительно. Я бы тоже вряд ли побывала, если бы не Дима.
— Вот видишь… — сходив к холодильнику, Настя вернулась с бутылкой коньяка в руке, — У тебя такой вот хороший Дима…
— Ну, в общем-то, мы с ним только один раз и ездили, два года назад… А сейчас едем работать.
— И работа у тебя хорошая.
— Это тоже — благодаря Димке… — Наташа растерянно смотрела, как Настя разливает в рюмочки коньяк, — Если ты мне, то я не буду…
— Почему? — взяв в руку рюмку, та посмотрела на свою собеседницу, — Давай, отметим моё возвращение домой.
— Ну… хотя бы потому, что я за рулём.
— О, — Настя сделала удивлённое лицо и, выпив коньяк, подцепила вилкой небольшой треугольник торта, нарезанного Наташкой, — и машину ты водишь…
— Настя… — понимая, что сейчас в той говорит лишь обида, Наташа как можно больше постаралась смягчить тон, — Сейчас никого не удивишь машиной… Тем более, что она у нас с Димкой одна на двоих. Вот я к тебе приехала, а он меня у Говорова ждёт…
— Так ведь ждёт же.
— Ну, да…
— А ты знаешь, — наливая вторую рюмку, Настя заговорила немного бодрее, — ты вот думаешь, что у тебя сейчас всё хорошо, да? Но это тебе только так кажется. Потому, что ты живёшь совсем в другом мире.
— В каком мире?
— Где всё красиво, но лишь на первый взгляд, — Настя проглотила вторую порцию коньяка и, слегка сморщившись, снова потянулась за тортом, — где красивые и верные мужья… где все одеваются в модную одежду… где даже лень расчесать самому себе волосы, поэтому нужно посетить салон красоты… где даже самая последняя шлюха ездит на дорогой тачке…
— Это ты сейчас о ком? — нахмурившись, Наташа смотрела на свои, сложенные на столе руки с дорогим маникюром.
— Не о тебе, — потянувшись за сигаретой, Настя слегка привстала со стула, — а о тех, кто тебя окружает.
— Ну, в общем, я не согласна, — настроение окончательно испортилось, и Наташа сосредоточенно думала, как повернуть в нужное русло разговор, ради которого она и приехала сюда, — во всяком случае, меня окружают совершенно нормальные люди.
— Такие, например, как Журавлёв, да? — Настя слегка опьянела после трёх стопок и, выпуская дым, слегка закашлялась, — Так вот, чтобы ты знала… Это — подонки. Пока они с тобой — у тебя есть всё… Деньги, наряды, тачки… Но стоит ему найти себе другую шалаву, и у тебя сразу — ни-че-го! Голый ноль!.. И ты сама — ноль… Разве не так?
— Ну, какой же ты голый ноль, Настя? — несмотря на коробящий тон собеседницы, Наташа старалась сохранять дружелюбие, — Ты — молодая, красивая девушка…
— А вот сейчас я не о себе, — Настя снова затянулась, улыбаясь уголком губ, — я, как раз, о тебе…
— Ты зря сейчас так говоришь.
— Зря?! — усмехнувшись, Настя налила себе ещё коньяка, — Да ты сама только что говорила, что у тебя всё благодаря твоему Диме… И поёшь ты благодаря ему, и одеваешься благодаря ему, и вообще, всё у тебя только благодаря ему! А если он тебя захочет бросить, что у тебя останется, а?!
— Останусь я. А ещё — мои дети. Разве этого не достаточно?
— Дети, — Настя снова усмехнулась, — Он и детей у тебя заберёт. Сейчас это модно… Потому, что все они там — подонки, вроде Журавлёва…
— Знаешь, Настя, — Наташке всё труднее было разговаривать с пьянеющей на глазах Настей, но она мужественно продолжала этот разговор, — Женьку я не оправдываю… Я вообще никого не виню и не оправдываю… И я понимаю твою обиду… Но ведь нужно жить дальше…
— Жить… Разве это будет жизнь?!
— Если ты будешь пить, то это будет, действительно, не жизнь.
— А если мне так легче?! — Настя кивнула на опустошённую наполовину бутылку, — А, если у меня другого выхода нет?!
— Выхода? То есть, ты сама поставила себя перед выбором — пить или не пить, и говоришь, что нет выхода?!
— А если у меня не душа, а месиво кровавое?! — Настя почти выкрикнула эти слова, схватившись за воротник халата, — Ты знаешь, что такое, когда ты любишь человека столько лет… и он, наконец-то, говорит — выходи за меня… А сам на следующий же день бросает… а ты стоишь над этой проклятой раковиной… и тебя наизнанку выворачивает, потому что ты, бл…ь, беременная!..
Наташа слушала Настину исповедь, которая становилась всё истеричнее, и не знала, что ответить… С одной стороны, ей было, что сказать, и сказать отнюдь не елейным тоном… Но, с другой стороны, её доброе сердце сжималось от того отчаяния, с которым Настя так и не могла справиться… Она хотела остановить её, когда та снова наполнила свою рюмку, но потом не стала, заранее догадываясь, что это бесполезно.
— Насть… Я не знаю, что тебе сказать. Я тебя и понимаю… и не понимаю…
— Да где тебе уж понять…
— Если ты помнишь, то мне как раз и понять. Я ведь тоже оставалась одна. Ты помнишь, как я работала в ресторане? Я тоже была совсем одна, мне нужно было учиться, и приходилось работать, потому, что помогать мне было некому. И всё это — со второго по шестой месяц беременности. И Диму я любила больше жизни… Но ни разу не сказала о нём ни единого плохого слова, потому, что всё плохое отразилось бы на его сыне.