— Зачем?.. Неудобно как-то… — Настя присела на край стула и обвела глазами кухню, — Я и так хорошо выспалась.
— Настя, — поставив перед ней чашку с дымящимся кофе и тарелку с бутербродами, Милена устроилась напротив, — пока никого нет, я хотела бы сказать тебе кое-что… Я прошу меня выслушать.
— Говори, — Настя равнодушно пожала плечами.
— Я хочу попросить у тебя прощения, — Милена говорила тихо, глядя куда-то вниз.
— Если за Журавлёва… то уже не нужно… — Настя ощутила жуткое желание закурить, но тут же вспомнила, что вчера не взяла с собой сигареты.
— Почему? — Милена осторожно подняла на неё взгляд.
— Слушай… — не ответив на её вопрос, Настя повернула голову сначала вправо, потом влево, как бы ища чего-то, — У них тут нет никаких сигарет?
— Не знаю… — Милена, в свою очередь, растерянно оглядела кухню, — Подожди… кажется, где-то я видела…
Она с неожиданной для Насти готовностью вскочила со стула и открыла стеклянную дверцу навесного шкафа. Привстав на цыпочки, заглянула наверх и, потянувшись рукой, достала пачку сигарет.
— Вот, — положив их перед Настей, она снова уселась на своё место, — это, кажется, Дима иногда курит. Но очень редко…
— А зажигалка?.. — Настя старалась не смотреть на свою собеседницу и, достав сигарету, ещё раз посмотрела вокруг себя, — Зажигалка есть?
— Зажигалка… зажигалка… — теперь Милена как будто нарочно оттягивала нелёгкий, затеянный ею же самой, разговор, с готовностью разыскивая зажигалку, — В шкафчике нет…
— Да ладно, — Настя подошла к газовой плите и прикурила от неё, — я на лоджию выйду…
— Ты всё-таки прости меня, — Милена вышла следом за ней, — я давно хотела тебе это сказать, но не знала — как… А вот, видишь, как случай помог…
— Уже не нужно, — глубоко затягиваясь, Настя замотала головой, — ничего не нужно…
— Почему? — опустив глаза, Милена повторила свой вопрос.
— Вчера следак интересные слова сказал… — едва улыбаясь уголками губ, Настя смотрела куда-то вдаль, — И, знаешь, слова обыкновенные… я их и сама не раз говорила, а уж слышала…
— Что же это за слова?
— Что в жизни ничего не происходит просто так. Простые слова, да?
— Ну, да, — грустно усмехнулась Милена, — куда уж проще.
— А я сегодня проснулась, вспомнила всё… и поняла. Действительно, не просто так… Знаешь, я никак не могла его простить… Сначала хотела сделать аборт, избавиться от его ребёнка — назло… Потом решила оставить — тоже назло… Славка заявился, с ним переспала — назло… оставила его у себя — назло… Пила, курила, всё — назло Журавлёву. А что вышло?.. Он в шоколаде… а я в своей ненависти утонула. Ребёнка потеряла… работу потеряла… А вчера чуть жизнь не потеряла…
— Настя… — Милена хотела что-то сказать, но не успела.
— Знаешь, сегодня я проснулась и поняла, — перебив её, та на несколько секунд упрямо сжала губы и глубоко вздохнула, — я поняла, что мне плевать… Плевать и на Журавлёва, и на работу, и на этот город… Я просто хочу жить. В другом городе… или в своём захолустье — мне всё равно. Я хочу жить и быть счастливой… Я хочу выйти замуж за того, кто меня, действительно, будет любить… я хочу ждать его домой каждый день, а не тогда, когда он сам соизволит заявиться, пьяный и только что с чужой бабы… и, самое главное… знаешь, что для меня самое главное?.. — она подняла на Милену полный тоски взгляд, — Самое главное — я хочу в е р и т ь этому человеку…
— Прости меня, Настя… — слушая её, Милена почувствовала, как внутри что-то предательски переворачивается, — Ради всего святого, прости… Это я во всём виновата…
— Сейчас для меня нет ничего святого. Пока — нет. Был мой ребёнок… но его больше нет. А тебя мне прощать не за что… всё, что происходит, происходит не просто так. Рано или поздно Журавлёв всё равно меня бы бросил.
— Это только моя вина. Это я разрушила твоё счастье.
— Нельзя разрушить то, чего нет, и никогда не было… Я уеду. Живите спокойно.
— Ты ничего не знаешь… — несмотря на искреннее раскаяние и жалость к Насте, Милена ловила себя на мысли, что ей больно смотреть на эту худенькую, симпатичную женщину… Больно не от того, что она чувствовала себя перед ней виноватой… не от сострадания… Эта боль была отголоском ревности… Даже несмотря на то, что между Настей и Журавлёвым произошёл разрыв, ревность не исчезла полностью… не сгорела в Женькиных объятиях… она лишь слегка потухла, когда они были вместе… а вот теперь, когда она сама решила расстаться с ним, ревность вновь затеплилась при виде его бывшей невесты.
— А зачем мне что-то знать? — Настя второй раз за утро посмотрела ей в лицо, — Живите и будьте счастливы.
— Мы расстались… — Милена буквально выдавила из себя эти слова. В свою очередь глядя на Настю, она вдруг отметила для себя и её хорошенькую фигурку, и красивые глаза… В груди опять что-то заныло…
— Расстались — встретитесь, — усмехнулась Настя, — он тебя любит.
— Не всё так просто.
— Конечно, не просто, — Настя снова посмотрела на свою собеседницу — чуть наклонив голову, исподлобья, — разве бывает просто?
— Да, не бывает. Я очень виновата перед тобой, — Милена низко опустила голову, — я не справилась с твоим счастьем… Да-да, с твоим. Я его отняла, но не справилась. Если только можешь, прости…
…Если первое «прости» она сказала Насте относительно легко и с огромным желанием, то теперь с каждой минутой ей становилось всё труднее и труднее говорить слова раскаяния… и не только их. Ей становилось говорить труднее — вообще. Она не видела Журавлёва вот уже много дней, не слышала его голоса, и ей уже начинало казаться, что она стала его забывать. А вот теперь, рядом с Настей, Милена снова ощутила прилив любви к Женьке… любви давней и до конца так и не испитой…
— Прощать мне тебя не за что, — как-то грубовато ответила Настя, — это ты не моё, это ты своё счастье забрала. Журавлёв его привык раскидывать, где попало… я и подобрала. Но оно всегда было твоим. Так что успокойся. Помиритесь, будете жить дальше…
В обед, съездив с Морозовым на квартиру и собрав вещи, Настя уехала к матери.
— Спасибо вам за всё, — сказала она Димке перед посадкой в междугородний автобус, — приеду, скажу маме, чтобы сходила в церковь, поставила свечи за ваше здоровье.
— Спасибо, — улыбнувшись, в свою очередь поблагодарил Дима, — как приедешь, позвони, хоть мне, хоть Наташе. Мы ещё будем в городе. А, когда вернёшься, заходи в гости, в любое время.
— Хорошо. Но это — вряд ли.
— Почему?
— Я не скоро приеду.
— Всё равно будут к следователю вызывать.
— Ну, это будут просто набеги. Приехала — уехала… — Настя протянула билет контролёру и поставила ногу на ступеньку автобуса.
— Ну, тогда, когда совсем вернёшься… — подавая ей сумку, улыбнулся Морозов.
— Нет, — уже стоя в салоне, Настя покачала головой, — совсем я уже не вернусь!
Глава 40
О том, что произошло в квартире Насти, Журавлёв узнал только утром следующего дня от Сашки Говорова. Выступлений у «Ночного патруля» на ближайшую неделю заявлено не было, и Женька на выходные укатил за город, на родительскую дачу — там, у дедушки и бабушки, уже целую неделю гостила его дочка Алёнка. Визит Киры к нему домой оказался вовсе не пьяным бредом — она, действительно, почти месяц назад, приходила к нему, чтобы ещё раз попытаться получить от него согласие на выезд их дочери за границу, но, увидев, в каком он состоянии, привычно обозвала сволочью и хлопнула дверью. Её новый муж Михаил настаивал на немедленном отъезде, и Кира была вынуждена временно оставить дочь у своих родителей. Узнав об этом, Журавлёвы «выпросили» внучку к себе, и теперь вместе с ней жили в своём дачном доме, благо, до начала учебного года оставалась ещё целая неделя.
Явившись под родительское око, Женька долго и терпеливо выслушивал нравоучения отца по поводу его прошлого, настоящего и будущего, а так же будущего Алёнки.
«Вот что ты за человек такой?! — вопрошал отец, энергично размахивая правой ладонью перед Женькиным носом, — И сам не живёшь, и женщинам своим не даёшь! Зачем Алёну не отпустил?! Она с тобой, что ли, жить будет?! Или с нами?! Ей мать нужна, мать, понимаешь?!»