«Ну, что же ты, сынок, и правда, натворил? — вторила Валентина Васильевна, сложа на груди руки, — Что ж ты думал, Кира останется? Так она взрослая женщина, ей судьбу надо устраивать. Что ж ты думаешь, нам Алёнушку не жалко отпускать?! Жалко, сердце кровью обливается… Только ведь она не с дедом и бабкой жить должна, а с мамой и папой… Не понравился тебе этот самый Миша, так что ж, зато Кира его любит, а мать она хорошая. А Алёнушка просто к нему ещё не привыкла… Я со свахой говорила, и не такой он плохой, как ей показалось… Сам-то ты намного лучше? Он хоть не пьёт! Не надо было разводиться, раз так, жил бы с семьёй, дочку бы сам воспитывал… А теперь — что? Ни себе, ни людям… Кира уехала, у неё там работа хорошая теперь, а Алёнушка тут в школу пойдёт, а могла бы уже на новом месте привыкать… Ты спроси её — она же по матери скучает! Ну, что ж ты наделал, сынок?»
Он и сам уже жалел, что не дал своего согласия. Что им двигало в тот момент, когда он отказывал Кире?.. Любовь к дочери? Ревность к её новому «папе»? Или обыкновенная глупость?.. Размышляя над этим, Женька всё больше и больше склонялся к последнему.
Телефонный разговор с Кирой немного его успокоил. Несмотря на новый поток претензий и упрёков, она всё же обрадовалась, что он изменил своё решение и готов подписать все нужные документы.
«Сам понимаешь, я только вышла на работу, здесь все русскоязычные, поэтому это огромная удача. Учитывая то, что я пока не владею языком, мне нужно держаться за это место. Выехать сейчас я, естественно, не могу, поэтому Алёне придётся идти в свою школу, и вообще — этот учебный год провести в России».
«Папа, а, можно, я буду учиться петь? Ну, помнишь, мы ездили с тобой и тётей Миленой?.. Ну, там где твоя студия?..»
«Конечно. Только до первого сентября всех распустили «на каникулы». А в сентябре, как раз, и начнёшь учиться».
«Так уж лучше в музыкальную школу отдать её, Жень, — услышав этот разговор, Валентина Васильевна решила высказать своё мнение, — на фортепиано и на вокал, там всё же настоящие преподаватели, а у вас-то кто?»
«У нас тоже профессиональный преподаватель есть. Хотя… посмотрим… Да?» — улыбнувшись, Женька слегка тронул Алёнкин кончик носа.
«Да!» — радостно ответила девочка.
…Услышав от Говорова «последние новости», Журавлёв сразу хотел ехать к Морозовым, но Сашка тут же вспомнил, что Настя тоже у них, и Женька решил пока туда «не соваться»…
Вечером, созвонившись с Димой и уточнив время отлёта, он сел в свой «ровер» и повернул ключ в замке.
Да, у него оставалось совсем немного времени, чтобы поговорить с Миленой… Если ехать по объездной дороге, минуя город, то он доберётся от дачи до аэропорта приблизительно за час… Через город было бы быстрее, но в это время возможны пробки, и лучше не рисковать. У него будет примерно полчаса на то, чтобы всё ей сказать. Если бы он знал, что всё так обернётся… Он сам просил Наташку задержать Ленку на какое-то время, чтобы успеть разобраться со Славиком. Но найти его оказалось делом сложным, учитывая то, что Женька не знал где его искать — вообще. Славик, как и Настя, был не местный, и постоянного места жительства не имел. Журавлёв уже собрался использовать свои старые связи в полиции — через бывшего тестя, отца Киры, с которым поддерживал хоть и не очень горячие, но и не совсем враждебные отношения. Но вчерашний инцидент расставил все точки над «i», и ждать было уже нечего. Так или иначе, Славик получил по заслугам… Хотя и ценой нервного шока ни в чём не повинных девчонок…
Полчаса на разговор… Если бы знать, что всё так обернётся… Он мог бы улететь вместе с Морозовыми и с Миленой. Он и сейчас может купить билет на ближайший рейс… Но сначала он должен увидеть её. Посмотреть ей в глаза… Прочитать в них всё, что его может ожидать…
…Объездная дорога шла, огибая городские кварталы, через лесопосадки, мимо таких же дачных посёлков, и Женька, включив музыку, привычно жал на газ. Последний указатель с перечёркнутым названием остался позади — ещё несколько километров, и он выйдет на финишную прямую, ведущую в аэропорт…
Стоящее на обочине легковое транспортное средство он заметил ещё издалека — дорога была почти пустынной и хорошо просматривалась. По этой же причине Журавлёв выжимал из своего «ровера» всё, что мог выдать его хоть и далеко не новый, но, благодаря стараниям хозяина, бывший в очень приличном состоянии автомобиль. Когда до припаркованной у обочины легковушки оставалось метров сто, из неё неожиданно выскочил человек в длинном чёрном одеянии и, выбежав на середину дороги, встал с распростёртыми по обе стороны руками. Стараясь затормозить как можно более плавно, Женька нервно сжал губы. Уже почти останавливаясь возле странного мужика, хотел тут же выскочить и обматерить того, на чём свет стоит, но с удивлением разглядел, что чёрное одеяние — не что иное, как ряса, а сам мужик — настоящий священник, с пышной гривой светло-русых волос, затянутых на затылке в «хвост».
— Ты чё, батя?! — решив всё же исключить нецензурные выражения, Журавлёв не нашёлся, что ещё спросить у высокого, довольно крепкого телосложения, служителя церкви, — Ты чё, не видал, с какой скоростью еду?! А, если бы не новые колодки?.. Мне или в тебя, или в кусты!..
— Помогите… Ради Господа, помогите! — «батя», на вид Женькин ровесник, выглядел растерянным и испуганным одновременно, — Не оставьте!..
— Что случилось? — глядя на мужчину, Журавлёв и сам невольно поддался его настроению.
— Матушка рожает, — показывая рукой на свой автомобиль, проговорил священник, — ехали домой, колесо спустило… А у неё схватки начались…
— Матушка?! — Женька недоверчиво посмотрел на старенькое авто, потом перевёл взгляд на мужчину, — Чья?!
— Жена моя, жена… — поправился тот, — едем из аэропорта, родственников провожали, а тут её прихватило… Думал, до города быстрее доедем, чем скорую по дороге вызывать, да вот, колесо подвело…
— Да… тут не только колесо может подвести, — Журавлёв скептически прищурился на видавший виды транспорт, — кто же на такой рухляди ездит, да ещё с беременной женой?
— Ну, вот… — священник развёл руками, — Другой-то Бог пока не дал… Ездим на том, что есть. Вы не откажите! Боюсь, вот-вот родит…
— Как же ты не вовремя, святой отец, — не удержался Женька, с тоской посмотрев вдаль.
— Господь наградит!
— Да уж… Я уже вижу, как награждает, — несмотря на ворчливый тон и нервозность, Журавлёв всё же вылез из машины, — А что с колесом-то?
— Да пробило, видать… — священник виновато кивнул на распластавшуюся по земле покрышку, — хорошо, скорость малая…
— Да куда ж ей ещё и гонять? А если поменять колесо? — Женька посмотрел на часы, — Пара минут… Или не дотерпит матушка?
— Да пару минут бы дотерпела… Да нечем менять-то! — мужик отчаянно махнул рукой.
— В смысле? Домкрата нет, что ли? Так давай, я дам, — Женька с готовностью обернулся к своему багажнику, — можно без возврата!..
— Да не в домкрате дело, — священник окончательно смутился, — хотя, и его тоже нет…
— А в чём дело?
— Запаски нет…
— Ну, батя, ты даёшь… — сжав губы, Журавлёв ещё раз с тоской посмотрел на дорогу, ведущую в аэропорт, потом на часы и отчаянно махнул рукой, — Давай свою матушку…
…Матушка оказалась молоденькой и очень хорошенькой, даже несмотря на своё положение и состояние. Пока супруг упрашивал Журавлёва, она смирно сидела в салоне их стареньких «жигулей», но, как только услышала заветное «поехали», тут же покорно вылезла и, бережно поддерживая живот, просеменила к Женькиной машине. Ни её беременность, ни длинная юбка, ни повязанный на светло-рыжих кудряшках платок не помешали Журавлёву оценить её, как женщину, с его собственной, «профессиональной» точки зрения.
«Врождённый кобелизм» — вспомнив диагноз, который частенько ставила ему Настя, он невесело усмехнулся про себя…