— Я утром, перед вылетом с ней разговаривал. Всё нормально.
— Она не обижается, что ты не смог проводить её в школу?
— Нет, не обижается, — Женька внимательно посмотрел Милене в глаза, — я сказал, что завтра приду забирать её вместе с тобой… Ты не против?
— Конечно, нет, — она улыбнулась, — я даже не против забирать её каждый день.
— Я не сомневался, — он всё так же смотрел ей в глаза.
— Почему ты на меня так смотришь?.. И куда мы едем? Ты назвал какой-то странный адрес…
— Сейчас ты всё увидишь…
— И пойму? — пошутила она.
— И поймёшь… — Журавлёв, напротив, был абсолютно серьёзным и взволнованным.
…Детский дом-интернат, куда они вскоре подъехали, сегодня был праздничным — повсюду висели воздушные шары, а плакат «Здравствуй, школа!» над учебным корпусом был виден издалека.
Машенька, которую вывела к ним воспитательница, была уже не такая бледная, как несколько дней назад, и только худенькое телосложение и повязанная вместо белых бантов косынка напоминали о её болезни. Купленные Женькой по дороге пакеты со сладостями её, казалось, совершенно не интересовали: всё внимание было приковано к неожиданным гостям… Узнав Журавлёва, девочка перевела взгляд на Милену… Казалось, она не может оторвать от неё своих огромных карих глаз…
— Вы так похожи на мою маму…
— А я и есть твоя мама…
…Она знала, что т а к говорить нельзя! Она совершенно ничего не знала ни об этой девочке, ни о том, зачем Женька привёз её сюда… Он ничего не говорил ей дорогой, а она не спрашивала, где-то в глубине души чувствуя, что то, что он сейчас делает, очень важно для них обоих…
…Она знала, что не имеет права говорить эти слова вот так — сразу, без беседы с воспитателем, без предварительного знакомства с ребёнком, без совета с Журавлёвым… Она вообще впервые видела этого ребёнка, она не была готова к такому повороту событий, и — всё же…
…Эти слова вырвались сами собой. Как будто кто-то свыше сказал их её сердцем и губами…
— Я сейчас всё объясню… — Женька за локоть отвёл в сторону изумлённо-возмущённую воспитательницу.
Слушая его, она то и дело посматривала на девочку: обхватив тонкими ручками шею Милены, та буквально прилипла к ней всем своим худеньким тельцем. Ласково обнимая ребёнка, Милена даже не вытирала слёз, капающих на детскую косынку.
— Я знаю эту историю, — кивала воспитательница, — девочка круглая сирота…
— Почему круглая? — удивился Женька, — Отец жив, просто в тюрьме…
— Он умер, — шёпотом произнесла женщина, — Маша ничего не знает.
— Когда умер?
— Не так давно. От сердечной недостаточности. Так нам сообщили.
— Мы с женой хотим забрать её к себе. Что для этого нужно?
— Ваш брак зарегистрирован?
— Пока нет… — Женька смущённо пожал плечами.
— Начните с этого, — улыбнулась воспитательница.
— Мы начнём… Но это долго… Вы же видите… — он кивнул головой на Милену — улыбаясь, та держала девочку за руки и что-то говорила ей вполголоса.
— Как вариант, вы можете оформить гостевое пребывание ребёнка в вашей семье, — женщина тоже повернула голову, — хотя бы, для того, чтобы вы к ней привыкли, а она — к вам.
— По-моему, мы уже привыкли… — Журавлёв протянул руку идущей к нему Маше.
— С ума сойти… — воспитательница переводила взгляд с ребёнка на Милену, — Они, действительно, похожи!..
— Прости меня… — добравшись, наконец, домой, Милена в прихожей подняла на него свои огромные карие глаза, — Может быть, ты имел в виду что-то другое, когда вёз меня туда… Но я почувствовала… Я должна была так сказать…
— Всё правильно… — он отвёл с её лба светло-каштановую прядку, — Ты всё правильно сказала. Мы за этим и ехали…
— Знаешь… Когда она сказала «мама», я поняла, что это — моя дочь! Понимаешь?! Я не знала о ней… Я видела её всего минуту!.. Но я поняла… Женя… Я поняла, что это — моя родная девочка!.. Так не бывает!.. Но это — т а к!
— Недавно я познакомился с одним священником, — прижав её к себе за плечи, Журавлёв прижался щекой к её волосам, — он мне сказал слова, смысл которых я начинаю понимать только сейчас.
— Что же он тебе сказал?
— Он сказал, что грехи нужно замаливать не словами, а делами…
— Ещё бы знать, какими делами, — улыбнулась Милена.
— Я сказал то же самое…
— А он?
— А он ответил, что Господь подскажет…
Вечером они долго не могли уснуть — несмотря на трудный день, сон не шёл, отгоняемый событиями последних недель и дней.
— Как ты думаешь, Машка с Алёнкой подружатся? — Женька в темноте накручивал на палец волосы Милены.
— Думаю, да, — она улыбалась в темноте, — они же девочки. Девочки легче сходятся. Тем более, у Алёнки добрый характер…
— Две девочки… — многозначительно произнёс Журавлёв, — С тобой — три! А я — один…
— И — что?
— Нужно подумать о мальчике…
— А ты уверен, что будет мальчик? — привстав на локте, она провела рукой по его откинутым на подушку волосам.
— Уверен. Мне сон приснился…
— Какой сон?
— Ребёнок на берегу моря… Сначала я подумал, что это Валерка… Но, когда он повернулся…
— У него были мои глаза?..
— Откуда ты знаешь?! — Женька от удивления сел на постели.
— Он мне тоже приснился… Сегодня ночью. Я уснула под самое утро… Мне снилось море, и маленький мальчик на берегу… Я тоже, как и ты, подумала, что это — Валерик… Но он обернулся ко мне и сказал: «Мама!»
— И — всё?..
— Всё…
— Ты просто не расслышала.
— Что — не расслышала?
— Он сказал… он сказал: «Мама, вставай, а то проспишь папкин самолёт!»
Подперев одной рукой щёку, другой Алиса лениво вырисовывала на листке бумаги набросок мужского костюма. Вот уже несколько дней она вместе с другим модельером придумывали наряды для героев рок-оперы, которую собирался ставить Дима. Если предыдущие эскизы Алиса делала с удовольствием и в творческом порыве, то сегодняшний ей не удавался никак. Вернее, ей ужасно хотелось сделать его уродским… Она рисовала детали одежды, а потом, под натиском собственных эмоций превращала их в карикатуры…
Объяснение этому было. Костюм должен был принадлежать герою, которого играл Журавлёв. Нет, она давно не строила на него планов, напротив, теперь она была к нему по-женски равнодушна… Но осознание того, что он когда-то не захотел продолжения их отношений, не давало ей покоя все эти месяцы — её несбывшиеся капризы не были отомщены, а для Алисы это обстоятельство было равноценно гвоздю в пятке.
Она с внутренним злорадством приняла известие о Женькином разрыве с Миленой; теперь же их окончательное примирение не давало ей покоя…
Знакомство с братом её родного отца, к которому она так стремилась ещё недавно, оптимизма тоже не придавало… Когда она вместе с Анной и Александром навестила Лапина в больнице, то окончательно поняла, что её мечты рухнули. Лапин предстал перед ней совершенно больным и добитым обстоятельствами человеком. На неожиданную племянницу он мало обратил внимания, то ли из-за плохого самочувствия, то ли из-за навалившихся на него собственных бед. Из разговоров родных Алиса узнала, что его дочь Кристина к нему не приехала, сославшись на неотложные дела, и что у неё самой намечаются не совсем приятные события в виде развода со своим знаменитым супругом.
Вместе с тем, личная жизнь самой Алисы, на первый взгляд, поворачивалась в нужное русло: Паша Рулёв, бывший Наташин одногруппник, а ныне режиссёр-постановщик студии Морозова, уже неоднократно предлагал ей руку и сердце, искренне влюбившись в её зелёные глаза и рыжие волосы… Но Алису больше устраивали свободные отношения. Паша ей нравился… Но роль жены её совершенно не устраивала… Она считала, что ещё не всё взяла от жизни.
— Мои девчонки сюда не заходили? — лёгок на помин, Журавлёв заглянул в помещение.