Стоя на сцене, он, казалось, впервые отчётливо осознал всю грандиозность дела, на которое решился пойти. И даже остатки вчерашнего «веселья», которые он всё ещё ощущал внутри, вдруг исчезли из его организма. Впервые за всё время ему вдруг стало страшно… Но это был не панический страх перед чем-то неизбежным… Это был страх ничего не упустить… ничего не забыть… Это был нормальный, «адекватный» страх здравомыслящего человека перед теми переменами, к которым он сам и стремился…
Глядя из-за кулис на сцену, где уже выступали приглашённые артисты, а так же студенты университета культуры, который окончили они оба с Наташей, Дима, казалось, забыл и о ней, и о Валерке, смирно стоявшем рядом и вцепившемся в отцовскую руку, и о своей неожиданно приехавшей троюродной сестре…
…Сама же сестра, впервые попав в такую творческую обстановку, почти не моргая, буквально поедала своими зелёными глазами молодых музыкантов, выступающих на сцене… Попросившись постоять вместе со всеми «патрулями» за кулисами, она украдкой бросала довольно заинтересованные взгляды на всех парней, как бы оценивая каждого, но, увлечённые происходящим, никто из них не обращал на неё внимания. Даже Журавлёв, который с самого начала проявлял интерес ко всем девушкам, выходившим на сцену — и вокалисткам, и танцовщицам, остался равнодушным к рыжеволосой красавице, скромно стоявшей рядом с Наташей Морозовой…
Да и сама Наташа, разволновавшись, тоже забыла обо всём на свете, гордясь за своего Димку… Когда её собственное выступление уже подошло к концу, она едва сдержалась, чтобы не расплакаться прямо на сцене — столько чувств захватили её сразу… И где уж было заметить ей в мелькании цветомузыки, с каким странным выражением смотрела на неё Димина зеленоглазая родственница… И восхищение, и зависть, и азарт — всё было в этом странном взгляде…
— Скажите, почему — деревня? — нагловатый Сергей направил микрофон на Морозова.
— Потому, что деревни ещё ни у кого не было, — улыбаясь, Димка пожал плечами, — были творческие, продюсерский центры, студии… А вот у нас — деревня.
— Довольно странное название, — Сергей откровенно скривил лицо.
— Ничего странного, — Морозов был абсолютно спокоен, — в данном случае слово «деревня» олицетворяет общность людей, населяющих её. Как и любая деревня, наша началась с нескольких домов-студий, дальше она будет расти, развиваться… И, как в любой другой деревне, все будут знать друг друга в лицо.
— У вас уже был опыт творческой организации, если мне не изменяет память, в продюсерском центре «Кри-Стар». Вас оттуда выгнали, вы не боитесь, что неудача постигнет вас и теперь?
— Ну, во-первых, меня оттуда никто не выгонял, у вас неверные сведения, — Дима пожал плечами, — Я ушёл по доброй воле, и даже вопреки создателям этого продюсерского центра. А что касается неудач… То от них никто не застрахован.
— Создатели — вы имели в виду вашу бывшую жену Кристину Лапину и её отца Леонида Лапина?
— Да откуда у вас такие данные? — усмехнувшись, Дима невольно покосился на Наташу, которая стояла рядом с ним, держа за руку Валерика, — Кристина никогда не была моей женой, моя единственная жена Наташа перед вами…
— Говорят, вы взяли огромный кредит, вы не боитесь разориться? — совершенно не обращая внимания на ответы, корреспондент задал очередной неприятный вопрос.
— Говорят, волков бояться, в лес не ходить…
— Хорошо, тогда к вам вопрос как к музыканту. Не будет ли новое увлечение мешать вам, как участнику группы «Ночной патруль»? Ведь вы гастролируете, репетируете…
— Не будет, — Дима снова улыбнулся краешком губ, — тем более, что все репетиции будут проходить здесь же, в нашей творческой деревне.
— А конкурентов не боитесь? Они же, как известно, не спят…
— Если они совсем не спят, то скоро заболеют… Так и передайте, — совсем уже рассмеялся Дима.
— Скажите, — Сергей неожиданно обратился к Наташе, — как вы думаете, зачем вашему мужу всё это? — он обвёл рукой вокруг, — это творческие амбиции, жажда славы или нехватка денег?
— Это талант и незаурядность, — моментально ответила Наташа.
— Тогда, выходит, все остальные музыканты, включая и ваших друзей — бездарность, серость и заурядность? Ведь они не замахиваются на такие грандиозные вещи… Вам не кажется, что своим ответом вы их оскорбляете?
— Нет, не кажется. Потому, что, если я скажу, что Виктор Мазур — гениальный бас-гитарист, Вадик Зимин — гениальный соло-гитарист, Саша Говоров — гениальный ударник, а Женя Журавлёв — гениальный клавишник, это не будет означать, что все остальные басисты, солисты, ударники и клавишники бездарны. Я говорю о конкретных людях. Точно так же, если я сейчас скажу, что вы — хам, это не будет означать, что кроме вас нет больше хамов… Они, конечно, есть, но я надеюсь, что их очень мало… — на последних словах Наташа обаятельно улыбнулась…
— Правильно сказала, — под общий хохот, Юлька укрепила на штативе и навела на Морозовых свою профессиональную видеокамеру, — Ну, а теперь несколько слов для тёти Юли… Вы начинаете грандиозный проект. Скажите, вы боитесь?
— Да, — утвердительно кивнул Димка.
— Нет, — одновременно с ним Наташа отрицательно качнула головой.
— Не боитесь?.. почему? — Юля направила на неё микрофон.
— Потому, что я с Димой.
— Тогда почему боитесь вы? — микрофон поменял направление в сторону Морозова.
— Потому, что Дима — это я…
Глава 4
Журавлёв с трудом разлепил глаза и попытался встать с постели, но от резкого движения потолок вдруг накренился, поехал куда-то вниз… Вернувшись в горизонтальное положение, Женька снова сомкнул веки и полежал так ещё несколько минут, адаптируясь к состоянию пробуждения, а оно сегодня было на редкость тяжёлым. И ведь не собирался вчера снова пить, тем более, что после презентации все как-то быстро рассосались по домам — Мазур с Юлькой уехали практически сразу, как только Юлька записала интервью; Морозов с Наташкой тоже долго не задержались — ей нужно было ехать кормить ребёнка, да и Валерку нужно было отправлять домой… С ними же уехал и Вадим Зимин. Вскоре Морозов ненадолго вернулся, но лишь для того, чтобы, дождавшись окончания стихийной дискотеки, устроенной для молодых гостей, выключить всю аппаратуру и закрыть все помещения…
…Вот чёрт… Не собирался он вчера пить, ну, не собирался же… И дёрнуло же перед тем, как уехать, сесть на минутку в салон к Говорову… С трудом вспоминая «вчерашнее», Женька предпринял ещё одну попытку приподняться — на этот раз получилось удачнее, и, присев на постели, теперь он с изумлением разглядывал спящее рядом с ним женское тело…
«Вот это номер…» — подумал Журавлёв, пытаясь по спине и затылку узнать свою гостью. То, что это была не Настя, он понял сразу, тем более, она никогда не приходила ночевать к нему домой. Напрягая замутнённую алкоголем память, он пытался восстановить фрагменты вчерашнего вечера, но последнее, что всплывало в его сознании, это глубокий сугроб возле его подъезда… Да, точно, сугроб!.. И пьяный женский смех…
Тот факт, что он был в джинсах, не оставлял сомнений в том, что дальше поцелуев и объятий дело не дошло… А, может, и до поцелуев не дошло, кто его знает?.. Хотя… Судя по очертаниям тела под простынёй, девушка была совершенно раздетой. Выходит, раздеть её он смог… А вот на остальное сил уже не хватило.
Ещё раз посмотрев на неё, Женька всё-таки слез с дивана и, слегка пошатываясь, вышел в кухню. Открыв дверцу холодильника, с удовлетворением обнаружил банку пива и, проткнув мембрану, тут же сделал несколько жадных глотков. Потом подошёл к окну и, открыв боковую фрамугу, подставил разгорячённое лицо под морозный воздушный поток. Дёрнуло же вчера… лучше бы к Насте поехал…
— Привет, — незнакомка неожиданно возникла в дверях кухни.
— Привет, — Журавлёв скользнул взглядом по девичьей фигуре, завёрнутой до подмышек в простыню, потом, взяв с подоконника пачку сигарет, закурил и снова бросил взгляд на девушку, — Курить будешь?
— Давай, — шагнув к нему, она протянула руку.
— Тебя как зовут? — затягиваясь, он смотрел на неё чуть исподлобья: невысокого роста, круглолицая, довольно миловидная… волосы выкрашены в чёрный цвет. Типичная тинейджерка. Прикинул возраст — не больше восемнадцати-двадцати.