— Судя по всему, именно так и есть.
Я прикрыл на минуту глаза, переваривая информацию.
— Найдите мне водилу, из- под земли достаньте! Подключи наших спецов, пусть выяснят, кому понадобилось убрать Димку.
— Понял.
— Свободен… хотя постой. Досье на эту Еву у тебя?
— Так точно.
— Оставь и можешь идти.
Петр выудил из своей папки нужные бумаги и положил на стол. И больше не проронив ни звука, ушел.
Растираю лицо до боли, хочется пройтись пятернями по роже и содрать шкуру.
Кому могла понадобиться смерть брата, что за упырь даже ребенка не пожалел?
Найду, и прикончу!
В воспаленном мозгу бьется один вопрос, не дающий мне отдыха.
ЗА ЧТО?
Ярость, не находящая выхода, так и клокочет во мне.
Придвигаю к себе листы оставленные Петром и просматриваю документы пытаясь хоть как то отвлечься от клокочущей внутри ярости. И первое, за что цепляется взгляд, небольшая фотография юной девушки, беру ее в руки и внимательно рассматриваю.
Молодая, с натуральными чертами лица, без всей этой современной херни: ботексов, гелей и клееных ресниц. Настоящая — прямой нос, брови в разлет, пухлые яркие четко очерченные губы… а главное — глаза… не смотря на возраст, серьезные… серые и режут, словно сталь. Длинные темно- русые волосы, доходящие до талии.
Так вот как выглядит спасительница моих близких… если бы ни она… даже боюсь представить… брата нет, травмы не совместимые с жизнью, его было не спасти, а если бы еще и Ульяну потерял… Нет. Не представлять!
Нужно как- то отблагодарить эту Еву Мельникову…
Завтра пошлю своего человека с «благодарностью», деньги молодой девчонке лишними не будут.
С этими мыслями убираю фотографию в папку и звоню Петру, даю нужные указания.
Сам собираюсь ехать домой, там меня ждет племянница, но в последний момент меня что-то останавливает, возвращаюсь к столу. Вынимаю из папки фотографию Евы и засовываю в бумажник.
Сам не знаю зачем. Просто. Зацепила чем-то…
***
На следующий день после обеда ко мне в кабинет неуверенно входит Петр. Что это с ним?
— Ну как, передал благодарность девчонке?
Интересуюсь и слышу невразумительное от помощника, который обычно докладывает по-армейски четко и без запинок. А сейчас…
— Ну, как сказать, шеф… отказалась она от… благодарности…
— Что сказала?
— Она просила передать…в общем- Замялся он вконец.
Интересно, что же произошло, чем смутила его девчонка?
— Рассказывай.
— Вам как? Дословно?
— Естественно.
— Ну, тогда прошу прощения! — Петр набирает воздух в грудь и без запинки выдает.
— Если этому гребанному миллионеру деньги девать некуда, то пусть переведет их тем, кому они действительно нужны! Больным детям, например! А сунетесь ко мне еще раз с такими благодарностями, засуну куда поглубже, не вытащите!
— Ну, как-то так… — Виновато смотрит на меня Петр, натянутый струной, видимо ожидая от меня пендаля за подобное представление.
Я сидел с минуту с каменным лицом, а потом не выдержал, и меня прорвало на дикий смех, до слез.
Когда я в последний раз так ржал?
Хочу лично встретиться с этой бандиткой.
— Ты знаешь, где Ева сейчас?
Петр кивнул.
— Тогда поехали, пообщаюсь с ней лично.
В машине строю предстоящий разговор, но все происходит не по плану.
Приезжаем в тихую деревню всего в пятнадцати километрах от города, но словно попал в прошлый век. Пестрые курицы носятся через дорогу прямо перед колесами машины, козы и коровы неторопливо щиплют траву и лениво приподнимают головы, провожая нас долгим взглядом. Останавливаемся возле небольшого, но добротного деревянного дома с участком.
— Ева здесь живет? В деле у нее стоял другой адрес. — Спрашиваю я у Петра.
Он пожимает плечами.
— Да, жила в городе. Не знаю, что случилось, но девушка туда не возвращалась, и вот буквально на днях купила этот дом и перевезла сюда свои вещи.
— Оставайся здесь, я сам с ней поговорю.
Вышел из машины и подошел к забору, да так и застыл, не дойдя до калитки, потому как услышал из-за забора девичий голос, наполненный болью и печалью.
— Вот скажи мне, Барсик…
От этого ее «Барсик» простреливает где- то в районе груди, словно она ко мне обращается. Бред конечно, кто бы осмелился обратиться ко мне по кошачьей кличке? Забор здесь набит не вплотную, есть щели, и сквозь них я вижу миловидную девушку с фото, она сидит на лавочке, стоящей под окном веранды. Ее длинные волосы заплетены в две косы, отчего она кажется еще юнее, на коленях сидит по- видимому тот самый Барсик, толстый полосатый кот, с довольной мордой, подставляющийся под ласковые руки девушки. Решаю повременить и пока не нарушать эту идиллию своим появлением, встал за кусты так, чтобы с той стороны меня не было заметно. А тем временем девушка продолжает.
— Почему он так со мной поступил? Я же его любила… — Голос дрожит, девушка громко всхлипывает и продолжает свою исповедь мохнатому слушателю. — Он был для меня первым, единственным, целым миром… и вот так жестоко… вырвал мне сердце, одни ошметки оставил… как мне кому- то после этого верить? Больше никогда и никого к себе не подпущу! Никогда… никого… — Опять громкий всхлип. — Разве можно было так жестоко? Да еще и с НЕЙ? За что? Ведь я теперь всегда буду ждать удара в спину. Не смогу по- настоящему довериться…
Тихие слезы капали на недоумевающего кота, и он терпеливо слизывал их со своей шкурки.
Ох, малышка, как же мне знакомы все твои чувства.
Зайти тогда я так и не осмелился, так и простоял в кустах несколько минут, слушая тихий женский плач, выворачивающий мне душу наизнанку.
После этого я стал иногда приезжать и наблюдать за Евой издалека. Сам не заметил, как это вошло в привычку… нет, скорее в одержимость.
Что именно меня в ней заинтересовало я сказать не могу, может тот факт, что мы испытали похожую боль, может ее искренние эмоции, а может это и есть та самая любовь с первого взгляда, из сказок.
Я знал о ней все: где работает, что любит.
Девушка с ледяным пронизывающим взглядом, с напускной внешней холодностью и израненной душой, и сердцем.
Любительница скорости. И умеющая улыбаться, как никто другой в мире.
Я думал о ней каждый день, каждую минуту, засела где-то в районе груди, и я уже просто не мог оттуда вырвать, только если вместе с сердцем…
В один из своих приездов заметил, что на соседнем с ее домом участке появилась табличка — продается. На следующий день оформил документы.
Моя одержимость девушкой дошла до того, что я выкупил участок рядом с ее домом и построил там коттедж, с расчетом на то, что когда-нибудь я приведу туда Еву хозяйкой…
Да, дошло до абсурда, ни разу с девушкой не разговаривал лично, но уже планирую сделать своей женой.
Сумасшествие?
Возможно, не отрицаю.
Но, черт возьми! Никогда не верил в эту чушь про любовь. Еще свежи были раны, нанесенные нашей семье матерью, которая изрядно подпортила мое понятие и восприятие любви.
Они ведь с отцом любили друг друга, как подростки по углам зажимались… И я искренне верил, что вот такая она любовь и есть, и я наивный пацан мечтал так же кого- нибудь полюбить.
А потом это предательство матери, как нож в спину.
Встретила она свою первую любовь, и отец ей стал не нужен.
Только вот он без нее сломался и упал на дно, и в итоге даже жить без нее не смог.
Помню, как напьется, все ее зовет — Светик, где же ты? Почему ушла? Я же люблю тебя, Светик, вернись, не могу без тебя!
Здоровый мужик сидит за столом, пьяно раскачивается из стороны в сторону и плачет. Он никогда не обижал нас, лишь виновато улыбался, когда был пьян до бесчувствия. Жалкий сломленный человек!
Просто подойдешь к нему, тронешь за плечо. — Пап, иди, ложись!
Он посмотрит на нас и покорно идет, тяжело переставляя нетвердые ноги, большой потерявшийся ребенок.
Я тогда много насмотрелся на его страдания, и в голове для себя решил, что никогда ни одну женщину к себе не подпущу. Ни одна не превратит меня в безвольного человека, и ни одна не вытянет из меня душу!