Своего апогея все достигло тогда, когда Ричарду приспичило выйти проветриться. Анна последовала за ним, на что получила едкую фразу: «Эй, собачка! Долго ещё будешь около меня, словно на привязи?». Ответа от девушки так и не последовало, от чего подвыпивший парень еще больше вышел из себя. Грубо схватив Анну за запястье, Ричард припечатал ее к стене, что у девушки чуть воздух весь не вышибло.
– Пусти! – жалобно воскликнула Аннетт, чувствуя боль.
– А если нет? – прохрипел зло парень.
– Пусти! Умоляю! – снова с жалостью к себе выкрикнула девушка, первый раз умоляя за все время проведенное рядом с Ричардом.
– Мне нравятся твои мольбы... – зашептал парень у самого уха.
Мужские губы мягко скользнули по щеке к подбородку, а потом впились в приоткрытые в очередной мольбе губы. В грубом и властном поцелуе чувствовались солоноватые слезы, бежавшие из глаз беспомощной девушки. Язык парня резко скользнул внутрь девчачего рта, и, насладившись мучениями Анны, Ричард, слегка прикусив женскую нижнюю губу, ушел прочь, а девушка осталась стоять около стены, беззвучно заливаясь горькими слезами. Все так же не переставая плакать, Аннетт бросилась на улицу, позволяя холодному ветру хлестать мокрые щеки. На душе было тяжко, а ноги вели куда глаза глядят. Девушка уже устала и наконец остановилась, присев на холодную землю. Спокойно посидеть Анне не дали, так как через несколько минут рядом, будто из неоткуда, возникла старушка. Она была настолько светлой и доброй в душе, что Аннетт не смогла удержать язык за зубами и рассказала о Ричарде и его ужасном поведении. Старушка была возмущена и, вложив в руки девушке какой-то мешочек, загадочно сказала:
– Отправляйся домой, дитя. Угости этого парня чаем, выпей вместе с ним, да добавить этих трав не забудь. Беги, Аннетт...
Анна удивилась, ведь никому не говорила своего настоящего имени, но, отбросив мысли в сторону, быстро побежала домой, прокручивая в голове слова доброй бабушки. Зайдя в особняк, девушка не обнаружила там ни старшего, ни младшего из Левиров. В своей комнате она начала переодеваться, но в дверь постучали. Подумав, что это служанка, Анна в ночной рубашке кинулась отворять. На пороге стояла совсем не молоденькая девочка, а Ричард. В страхе Аннушка отступила назад на несколько шагов, а парень беспрепятственно вошёл внутрь. На несколько секунд Аннетт оторопела от страха, но вспомнила, что нужно сделать и предложила чай. Ричард принял приглашение и присел за аккуратный столик. Девушка сбегала вниз за чашками и горячей водой.
Присев напротив парня, Анна сделала глоток черного чая, заваренные вместе с ним травы давали лёгкую терпкость. В совокупности вкус был экзотическим, но в то же время весьма вкусным и волшебным.
– Я хотел извиниться за то, что произошло... – прохрипел Ричард, пряча глаза.
– Я тебя прощаю... – тихо ответила Аннетт, хотя душа разрывалась от неприязни. Кажется, в глазах парня вспыхнуло целое северное сияние.
– Правда?! Спасибо! Я понимаю, что эта безделушка никак не приукрасит меня в твоих глазах, но может хоть немного сгладит мою вину, – сказал Ричард и, протянув Аннетт небольшую коробочку, выскочил из комнаты.
В сердце девушки пробился росток неизведанного чувства, которое напрямую относилось к парню. Выдохнув, Анна открыла коробочку и с трудом сдержала вздох восхищения. На бардовом бархате лежал серебряный браслет с гранатовыми бусинами. Как и любой девушке в этой ситуации, Аннетт нацепила украшение на запястье правой руки. Браслет сидел, словно влитой, а кроваво-красные капли сверкали в пламени свечи.
Девушка быстро отнесла чашки на кухню и вернулась в постель. Сон снился ей яркий и безумно красивый. В этом сне был и Ричард, что весьма удивляло. Аннетт с парнем мирно прогуливалась по парку, солнце играло с гранатами и на ее браслете, и на его перстне.
* * *
Утро в поместье герцога Левира было поистине громким. Сразу из двух комнат раздался душераздирающий крик, а потом в коридор выбежали Анна и Ричард. У обоих в глазах было полное непонимание произошедшего. Девушка в мужском теле в ужасе смотрела на парня в ее теле, который возвращал ей точно такой взгляд.
– Не может быть... – прохрипели оба не своим голосом.