Телефонный звонок прервал ее раздумья. Она ответила твердо и весело:
– Хэлло, Розмари слушает.
– Это я, ма.
– Элла, дорогая, куда ты пропала? У тебя все о'кей?
– Даже больше, чем о'кей, ма. А у тебя как? Все тот же Бен?
– Да, – коротко ответила Розмари, решительно пресекая любую попытку дальнейших расспросов.
Элла, поколебавшись, произнесла:
– Ну, если ты в порядке… – В полном порядке, дорогая. Фрэнсис вернулась и приедет ко мне на уик-энд. Вместе с твоей бабушкой.
– Только не говори мне, что пригласила и Бена в компанию этих истеричек.
Розмари набрала в грудь побольше воздуха. – Послушай, девочка. Я не вмешиваюсь в твои дела при условии, что и ты не лезешь в мою жизнь. Помнится, таков был уговор, когда ты вернулась домой?
– Да. Ты права, – сказала Элла, рассмеявшись. – Хочешь записать мой здешний номер?
– Будь добра. И скажи, какого числа у вас премьера.
Элла продиктовала номер и назвала число. Затем торопливо рассказала о репетициях – как ей все нравится и какая потрясающая подобралась труппа. Она была, казалось, очень возбуждена и довольна. Розмари слушала ее болтовню с облегчением, с чувством эгоистичной радости, ибо получила возможность сосредоточиться только на себе в ближайшие недели.
Наконец Элла сказала:
– Мне пора, ма. Другие тоже хотят позвонить. Не волнуйся, если я на какое-то время пропаду. Береги себя. Ах да, передай от меня привет своим милым гостьям.
С этими словами, исполненными нескрываемой иронии, она повесила трубку. Розмари улыбнулась самой себе и пошла за книжкой, чтобы записать телефон Эллы. Предыдущую строку занимала Джоанна Тристрам, и она увидела, что это один и тот же номер. Ей стало приятно, что Элла уже нашла друзей, у которых может остановиться. Впереди ее ожидали весна и лето – свобода, независимость, добровольное уединение и любовная связь. Жизнь показалась ей прекрасной.
Она заехала за матерью на следующее утро, в радостном настроении, ровно в одиннадцать, уже закупив и сложив в багажник разные вкусности, которые нравились Бетти.
Та была в хорошем расположении духа.
– Я все отключила, – выпалила она, едва открыв Розмари дверь.
– Отопление отключать не нужно, ма, еще могут быть заморозки. Как бы трубы не лопнули.
Подхватив собранную с ночи сумку, она взяла мать под руку и повела к машине.
– Я сэкономлю деньги, – быстро возразила Бетти.
– Водопроводчик обойдется тебе дороже. Давай снова включим.
По дороге в Уимблдон Розмари рассказала о том, что Элла звонила и что она, судя по всему, очень довольна.
– А привет она передала? – резко спросила мать.
– Конечно, ма. Элла никогда об этом не забывает. И она очень огорчилась, что не увидится с тобой на уик-энд.
Эта маленькая ложь была вознаграждена улыбкой, осветившей лицо Бетти. Розмари внезапно почувствовала прилив любви к матери и быстро пожала ей запястье, уверенно ведя машину другой рукой.
– Как хорошо, что мы проведем уик-энд вместе.
– Я рада, что смогла выбраться. Мне не хотелось, чтобы ты была одна.
Мысленно улыбнувшись, Розмари не стала настаивать на своем великодушии, уступив это право матери.
– Фрэнсис тоже приедет, – сказала она.
– О, как хорошо. Мы всласть посплетничаем. Она всегда все знает.
«А если не знает, – мелькнуло у Розмари, – то выдумывает».
Мать сидела на кухне и смотрела, как она готовит салат к ленчу. Розмари налила ей и себе шерри – для Бетти послаще. «Просто инжирный сиропчик», – всегда говорила Элла, делая гримасу при мысли об этом любимом аперитиве среднего класса.
Ее взрослая дочь так и не избавилась от подросткового снобизма. Нарезая помидоры, Розмари почти не вслушивалась в болтовню матери о соседях, об их шумных собаках и чумазых ребятишках.
– Мне огурцы не клади, – быстро сказала Бетти. – Или срежь кожуру. У меня от нее несварение желудка.
Розмари приготовила огурцы именно так, как нравилось матери. Они ели на кухне, поглядывая на небо, медленно темневшее перед дождем. Бетти многословно жаловалась на погоду, словно та нанесла ей личное оскорбление.
После ленча Розмари усадила ее в кресло в гостиной и разожгла камин. Кот Бен, вымокший под дождем, устроился у старухи на коленях, а Розмари включила телевизор.
– Викторина или фильм Кеннета Мура? – спросила она мать, заглянув в «Ти-Ви таймс»
– О, Кенни Мур, это чудесно! А чаю ты мне не нальешь?
Розмари, улыбнувшись, наклонилась и поцеловала Бетти в макушку. Ее поразила радость, прозвучавшая в голосе матери в предвкушении банального удовольствия. Идя на кухню, чтобы включить посудомоечную машину и поставить чайник, она задавалась вопросом, настанет ли и для нее время столь же ограниченных желаний. Мысли о Бене пришли, когда она следила за чайником. У нее теплилась надежда, что он позвонит, но телефон молчал. Если бы она знала его номер и могла позвонить – независимо от того, где он сейчас. Просто чтобы услышать, как он скажет: «Рози». Но в этот дождливый день, когда и в его окно, наверное, стучали капли, он скорее всего говорил: «Джил».
Она заварила чай и решительно выкинула Бена из головы.
Фрэнсис приехала в пять, держа в руках тепличные цветы из «Хэрродз» и пластиковые упаковки с копченой семгой и нарезанной селедкой. Бетти подставила лицо для поцелуя. Кот с негодованием встретил мокрый жакет Фрэнсис, который она сбросила на софу, и спрыгнул с колен Бетти, чтобы устроиться поближе к огню. Телевизор был забыт, ибо дом вдруг ожил от громких голосов, смеха и выстрелившей пробки шампанского.
– Выпьешь бокал, ма? – крикнула Розмари с кухни.
– Пожалуй, еще рановато, – с сомнением произнесла Бетти.
Фрэнсис свой взяла сразу, и Розмари внесла в гостиную поднос с двумя бокалами, налитыми до краев.
– Смелее, – сказала Фрэнсис, вручив шампанское отнекивающейся Бетти. – У нас компания девичья, осуждать некому! Розмари, поставь бутылку в холодильник. Ненавижу теплое шампанское! Я умираю от голода – не обедала сегодня. В «Хэрродз» было столпотворение. Кого я только там не встретила!
– Хочешь салата? – спросила Розмари.
– Нет, нет, лучше селедку с крекерами. Поедим попозже. «Сельдь кусочками», – передразнила она. – Поразительно, правда? «Сельдь кусочками». Так сказала девица из гастрономического отдела. Никто уже не говорит «селедка», вы заметили?
Розмари позавидовала огромному аппетиту подруги ко всему, что предлагала ей жизнь, удивляясь ее способности постоянно что-то жевать и при этом не толстеть.
– Вы много тренируетесь? – спросили как-то Фрэнсис, увидев, в каких количествах поглощает пирожки и мороженое эта тоненькая, словно карандаш, женщина. – Занимаетесь гимнастикой?
– Да нет, разве что по магазинам бегаю, – ответила тогда Фрэнсис, покуривая сигарету и запивая десерт бокалом вина.
Она и сейчас закурила, сев в кресло напротив Бетти и протянув пачку Розмари, которая за спиной матери подавала неистовые сигналы отказа. Бетти заулыбалась. Почему-то ее не раздражали привычки Фрэнсис – как и Эллы, если не считать, конечно, постоянных непристойностей, срывавшихся у внучки с языка. Обеим она спускала многое из того, что находила шокирующим. Розмари хотелось, чтобы Бетти проявила такую же терпимость и по отношению к ней, собственной дочери.
Субботний вечер медленно перетекал в воскресную ночь. Бетти настолько увлеклась сплетнями в мастерском исполнении Фрэнсис, что забыла посмотреть свое любимое юмористическое шоу по каналу Би-би-си.