Розмари засмеялась, с облегчением почувствовав себя принятой в круг. Джек подлил всем вина.
– Вы здесь в отпуске, Розмари? – спросила Магдалена.
– Да.
– А где вы остановились? Это хорошее место?
Розмари покосилась на Бена, который сворачивал брошенную на стол газету. Он не поднял головы, всем своим видом показывая: «Выпутывайся сама, меня это не касается».
Она сказала:
– Я живу в одной гостинице с Беном.
Наступило молчание. Затем Магдалена повернулась к сыну.
– Как поживает Джил?
Бен взглянул на мать и мрачно улыбнулся.
– Прекрасно.
Мать с сыном уставились друг на друга. Женщина заговорила первой:
– А как мальчик?
На сей раз пауза затянулась, и Розмари посмотрела Бену в лицо. Он сказал:
– Тоже прекрасно, ма. Почему бы тебе не позвонить им и не спросить самой?
Он скрипнул зубами, и Розмари почувствовала, что сейчас разрыдается.
Магдалена вновь повернулась к ней.
– Вы видели его мальчика? Моего внука?
Розмари, вздернув подбородок, внимательно рассматривала эту женщину, которая была немногим старше ее. Мать мужчины, в которого она так неожиданно влюбилась. На лицах обеих появилось вызывающее выражение.
– Нет, – сказала Розмари. – Но Бен мне о нем все рассказал. Надеюсь, мы с ним скоро увидимся.
Она выиграла этот раунд благодаря сохранившимся еще жалким остаткам достоинства, которое таяло на глазах. В обращенном к ней взгляде Бена она прочла гордость, но отвернулась, поскольку с трудом удерживалась от желания влепить ему пощечину. Поставить ее в такое глупое положение было непростительно. Второй раз за этот день она сталкивалась с тем, что посторонние люди сообщали нечто новое о нем. Сначала Бетси с ее каким-то больным от любви взглядом, а теперь еще и это. Не только Джил, с которой он живет или жил. У него есть сын. Неужели он совершенно не способен рассказать о себе? И привез ее сюда нарочно?
Они просидели в этой холодной, чистенькой квартире до полшестого, пока разговор не иссяк настолько, что не хотелось и пытаться продолжить его. Тогда Бен сказал, что им пора возвращаться в гостиницу. Все четверо неловко столпились у входной двери – Бен с Розмари снаружи. Родители, мешая друг другу, расцеловали его на прощание.
– Желаю вам приятно провести отпуск, Розмари. – Джек поцеловал ее в щеку, одновременно пожимая ей руку. – Вы к нам еще заглянете?
– Нет, мистер Моррисон. Я скоро возвращаюсь домой. Но благодарю вас за гостеприимство. Рада была познакомиться с вами. С вами обоими.
Магдалена кивнула. Она держалась опасливо, помня об их небольшой стычке.
– Приезжай к нам скорее, сынок. – Магдалена вцепилась в руку Бена, и по щекам ее внезапно потекли слезы. – Приезжай скорее.
– Я позвоню, ма, о'кей?
Бен и Розмари в молчании спустились по бетонным ступенькам вниз, поскольку не смогли вызвать лифт, застрявший где-то между этажами. Бен шел сутулясь. Она следовала за ним; оказавшись на улице, поежилась под каплями дождя. Такси, вызванное по телефону, запаздывало, и теперь приходилось ждать. Наконец машина появилась.
– Гостиница «Комтес», – сказал Бен шоферу и открыл ей дверцу.
Они ехали молча. Бен угрюмо смотрел в окно. Розмари бесилась все больше и больше. Он спросил:
– Ты на меня злишься?
– А ты как думаешь?
– Думаю, ты вне себя.
– Зачем же спрашиваешь?
По-прежнему не глядя на нее, он буркнул:
– Прости.
– Простить? Разве не этого ты добивался? Написал сценарий, который мы разыграли как по нотам.
Он повернулся и попытался взять ее за руку.
– Она знает, что у нас с Джил все кончено. Я говорил ей. Но она не желает с этим смириться. У меня ведь сын, понимаешь…
– Бен, ради Бога, отчего ты не сказал мне, что у тебя есть сын? Зачем превращать меня в дуру? Зачем напускать на себя такую таинственность?
Она отдернула руку, раздраженная его неспособностью быть откровенным и злясь на себя за то, что пытается втолковать это ему. Затем сказала:
– Расскажи мне о своем сыне.
– Ему четыре года. Зовут Джеймс. Это все.
– Чем занимается Джил?
Он смутился, а потом, словно сомневаясь, бросил:
– Она учительница.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю.
Розмари уставилась на него. Он выглядел таким несчастным и таким юным, что она инстинктивно прикоснулась к нему.
– Господи, Бен, ты невозможный человек. Не знаю, до чего я с тобой дойду. Но я не хочу возвращаться домой, не хочу вести себя как капризная девчонка. Не хочу портить свой отпуск.
Он улыбнулся.
– Ты была бесподобна.
– С твоей матерью?
– Да. С моей матерью. Чудовищная женщина, правда?
– Как, черт возьми, вы до этого докатились?
Он пожал плечами.
– Папа нормальный человек. Только напуганный.
– И очень опрятный.
Он засмеялся так же, как его мать, и ее невольно передернуло.
– Ты ненавидишь ее? – спросила она, ощутив внезапное сострадание к его очевидной уязвимости, которую он не смог скрыть от нее.
– Возможно. Мать просто чудовище. Разве ты не согласна?
Розмари ничего не ответила, она не настолько жестока, чтобы согласиться с ним.
– У меня есть сводная сестра, – сказал он. – Дочь отца от первого брака.
– Неужели? Она живет с ними?
– Нет.
Наступило молчание, а затем он добавил:
– Мать выставила ее из дома за то, что она забеременела. Ей было семнадцать лет. Ее зовут Джейнина.
Машина остановилась у гостиницы, и они побежали к дверям, спасаясь от дождя.
– Надо чего-нибудь выпить, – предложил Бен. – Я хочу принять душ и переодеться.
После душа, заказав вино в номер, они облачились в махровые халаты и неловко уселись на кровать в ожидании заказа. Не в силах прикоснуться друг к другу, они застыли в молчании, пока, наконец, официант, принеся вино, не оставил их одних, получив свои чаевые.
– Налить нам обоим? – спросил Бен все так же неуверенно. Волосы его, влажные после душа, в беспорядке упали на лоб, взгляд молил о снисхождении.
– Обоим, – сказала она. – Если ты уверен, что хочешь именно этого.
– Что тебе дает наша связь, Рози?
– Все, чего у меня никогда не было, и я даже не подозревала, что хочу этого.
Тогда он, засмеявшись, привлек ее к себе.
– Ты любишь меня, Рози?
– Да. А ты любишь…
– Ты обидишься, – сказал он, прежде чем она закончила вопрос.
– Я готова рискнуть.
Наверное, глупо было спрашивать его об этом, но она почувствовала неведомую ей прежде уверенность в себе. Теперь она знала о нем гораздо больше, и это делало его ближе.
– А твой отец виделся с ней с тех пор?
Она задала этот вопрос внезапно, лежа в его объятиях, но на сей раз скованная и безучастная.
– С кем? С Джейниной?
Она кивнула.
– Я никогда не спрашивал. Ей сейчас сорок лет. Мы никогда об этом не говорим. Даже мать.
– Бедная Джейнина.
Протянув руку, она отвела ему волосы со лба.
– Бедный папа.
– Бедный Бен.
Она вновь притронулась к его щеке, на которой к вечеру пробилась щетина.
– Я люблю тебя, Бен.
– Давай радоваться этому. Больше никаких семейных визитов.
– О'кей. – Она поежилась. – Какой был ужасный день.
– Среды всегда были говенными. По средам в школе мы занимались столярными работами. – Он улыбнулся своему воспоминанию. – Я ненавидел столярные работы.
– А у нас было вышивание, – проворчала она.
– Четверг будет лучше.
– По четвергам бывали народные танцы, – сказала она. – Тоже радости мало.
12
Вечер среды они провели вдвоем, избегая бара и команды киношников. Ужинали поздно, в ресторане по соседству. Бен уже успокоился и обрел прежнюю самоуверенность. Розмари все еще сомневалась в нем, но твердо решила не портить себе оставшиеся дни недели и относиться к происходящему по возможности беспечно.
Он много рассказывал ей о матери и, наконец, к великому ее облегчению, заговорил о своем сыне Джеймсе и о пятилетней связи с Джил. Он ушел из дома в шестнадцать и поселился вместе с друзьями из католической школы, туда ходил с одиннадцати лет. В то время ссоры с матерью были ужасными, и он никак не мог забыть тех сцен, которые произошли еще раньше, когда была изгнана из дома его молоденькая сводная сестра. Неспособность отца постоять за себя подтолкнула Бена к бурному разрыву с пугающе опрятным родительским домом в северной части Лондона. Он и его школьные друзья – два мальчика и одна девочка – сняли квартиру с пансионом в ветхом здании на Олбани-стрит. И первое время он очень радовался тому, что сам распоряжается своей жизнью.