Мать его с ужасом обнаружила, что по закону не может принудить его вернуться. В школу он заглядывал изредка, и в конце концов его исключили. Он зарегистрировался как безработный. Когда у него появлялись какие-то деньги, он покуривал травку и несколько раз попробовал кокаин, однако к героину его никогда не тянуло.
– Думаю, во мне слишком силен инстинкт самосохранения, – сказал он Розмари, которая слушала, в изумлении раскрыв рот.
По сравнению с ним ее жизнь была упорядоченной и, если можно так выразиться, «благопристойной».
– Как же ты стал актером? – спросила она.
– Это началось в юношеском клубе. Теперь их немного осталось. Тэтчеровское правительство сделало их платными. Бог знает, чем бы я кончил без этого.
– Ты работал?
– В барах. Забавная работенка. Вот баров по-прежнему полно, куда ни глянь. – И Бен приложил руку к глазам козырьком.
– Дальше. Что было с родителями? Каким образом вы помирились?
– Это все руководитель юношеского клуба. Я стал ходить в драматическую студию. Получил аттестат. У меня были совсем неплохие оценки в средней школе, и он убедил меня пойти учиться дальше, в вечернюю школу.
Бен умолк и продолжил после паузы:
– Пришлось вернуться домой, когда я поступил в колледж. Мне было тогда почти девятнадцать.
– Мать приняла тебя с распростертыми объятиями?
Бен засмеялся.
– Боюсь, именно так и было. Я вновь оказался в ее власти. Я и отец. Два года терпеливо сносил все ее капризы. Должен признать, что она стала куда более сносной – из-за колледжа. Актерство было моим спасением, это точно. Господи, как же я ненавидел ее. Все эти жуткие вязаные джемперы, которые она заставляла меня носить. Я сбрасывал их в метро. Предпочитал дрожать от холода, даже в разгар зимы. Они все были голубые и желтые, а я тогда был… большой.
– Что, толстый? – удивленно спросила Розмари.
– Толстый. Поверь мне. Раздулся, как авокадо. Мать меня закармливала. Думаю, у нее была своя теория на сей счет – чем толще станут окружающие, тем изящнее будет выглядеть она сама.
Розмари расхохоталась.
– Папа у тебя худой.
– Папа болеет. Уже много лет. У него язва.
– О…
Он взял ее за руку через стол, вырвал сигарету и потушил в пепельнице.
– Ты слишком много куришь, – сказал он с улыбкой.
– Это опять началось.
– Почему?
Розмари пожала плечами. Ей не хотелось объяснять, какой разлад он внес в ее жизнь.
– А как насчет Джил? Ты мне о ней расскажешь?
Бен посмотрел на стоявшую перед ним пустую чашку и попросил официанта принести еще кофе. Руку Розмари он по-прежнему держал в своих ладонях.
– Ты задаешь очень много вопросов.
– Разве я не имею на это права? – сказала она. – Я должна разобраться в наших отношениях. Не думаю, чтобы мне хотелось иметь дела с человеком, который спит со всеми подряд. Во всяком случае не сейчас.
– Мы вместе работаем. Разве такое не может случиться? – спросил он.
– Бетси?
– Именно это я имел в виду. – Он ближе склонился к ней. – Послушай, принимай меня таким, как есть, или откажись совсем. Я без ума от тебя и жажду быть с тобой при любой возможности, но не могу и не хочу обещать что-либо еще. Рози, дорогая, так уж я создан.
Она попыталась вырвать руку, но он держал ее крепко.
– Давай договорим до конца, Рози. Ты хочешь меня?
– Да.
– Тогда возьми меня. Больше ничего не нужно.
– Как же насчет Джил?
– У нас все закончилось полгода назад. Мне просто нужно переехать от нее. У Джил все в порядке, но Джеймс мой сын, и это мое дело. Тебя оно не должно затрагивать.
– О, Бен, даже не знаю, я не гожусь для случайных связей.
– Это вовсе не случайная связь. Я твой. Верь мне, прошу тебя. Именно ты нужна мне. Зачем же рвать?
– Почему я?
– Ты уже задавала этот вопрос.
– Скажи мне еще раз.
– Ты сильная. Не такая, как другие. Ты выглядишь несокрушимой.
Розмари умолкла, точно зная, что меньше всего на свете ей хотелось бы выглядеть несокрушимой. Она была не в силах отказаться от мысли, что его можно изменить, но вынуждена была отступить перед непосильностью этой задачи. Признавая свое поражение, она улыбнулась ему.
– А ты невозможный человек, Бен Моррисон. Наверное, мне следовало бы убедить себя, что я натерпелась достаточно.
Бен улыбнулся в ответ.
– Что ж, это недурная мысль.
В гостиницу они вернулись в полночь и на пути к лифту оказались у входа в бар.
– Стаканчик на ночь? – спросил Бен.
– Они все там, – заметила Розмари. – Ты справишься?
– Положись на меня.
Они вошли, и Бен направился к группе, занявшей один из столов. Бетси сидела на маленькой софе между Джерри и другим мужчиной – вторым ассистентом, как выяснила Розмари. Она поздоровалась с режиссером, двумя актерами и пожилой актрисой. Роберт, режиссер, придвинул два стула от незанятого столика рядом, и Розмари села. Бен исчез, чтобы сделать заказ в баре, затем вернулся и сел возле нее.
– Хороший был фильм? – спросил Бен.
– Джеймс Бонд на испанский лад, дорогой мальчик, – отозвался Джерри. – Я видывал фильмы и получше. А Джессика все проспала.
Пожилая актриса засмеялась.
– Я всегда сплю в кино. – Она повернулась к Розмари. – Ведь в нашем возрасте это так естественно, правда, дорогая? После десяти вечера я уже ни на что не гожусь.
– Я тоже лучше себя чувствую по утрам, – с улыбкой ответила Розмари.
– Конечно, ведь зубы уже вставлены и мох из ноздрей вычищен, – сказала Джессика.
Сидящие за столом недовольно заворчали.
– Заткнись, Джесс. – Роберт ткнул ее локтем в бок. – Иначе отправим баиньки.
– Забавно, что именно ты это говоришь.
Розмари смотрела на Бетси, а та не сводила глаз с Бена, который перебирал пальцы Розмари. Они просидели в баре до полвторого ночи, а потом разошлись, слегка захмелевшие, по своим комнатам, и в коридоре еще долго звучали смех и голоса.
Розмари с Беном легли, обнявшись, измученные настолько, что хотели только спать. Уже наступил четверг.
– День народных танцев, – прошептал Бен, уткнувшись лицом в ее волосы, и почти сразу провалился в сон.
В четверг выглянуло солнце, и это означало, что они могут весь день спокойно «пастись на травке». Обитатели Барселоны, кажется, только этим и занимались: еда была, безусловно, главным местным развлечением.
– Если мы подойдем к вопросу со знанием дела, то сможем сегодня поесть не меньше пяти раз, – сказал Бен, когда они около десяти утра сидели за чашечкой кофе в одном из баров.
Розмари взяла только половину круассана.
– Я растолстею, как свинья, когда вернусь домой.
– Ты прекрасна такая, как есть, – сказал он. – Я люблю, чтобы мои женщины были дородными.
– Ну, спасибо! – Розмари пнула его под столом ногой.
– Ух, мы уже драться лезем? Неужели с похмелья?
Они бродили по городу почти до двух, снимаясь на фоне памятников архитектуры, а потом зашли в ближайший «тапас-бар», все еще чувствуя усталость после вчерашнего вечера.
– Как люди едят все это? К старости они, наверное, невероятно жиреют? – спросила Розмари, вспомнив о своей матери.
– Люди пылкие с этим справляются.
Она посмотрела на него. Он улыбался.
– Я знаю, что нарываюсь, – сказала она, – но все-таки спрошу. Каким образом? Каким образом они справляются?