– Очень разумно, моя дорогая. В нашем возрасте нам необходимо бережное обращение, а не грубые выходки.
За спиной Джессики возникла Бетси.
– Джесс, пора на съемочную площадку.
– Подумать только, когда-то они именовали меня мисс Дэмиен, – сказала она, вставая, и взяла Розмари за руку. – Желаю благополучного возвращения, дорогая. Если не произойдет чуда, здесь будет лить всю неделю, так что нам не позавидуешь.
Она ушла, а Бетси улыбнулась Розмари.
– Привет, – сказала она.
– Привет, Бетси. Вам уже лучше?
К большому удовольствию Розмари, девица вспыхнула, кивнула и побежала на съемочную площадку.
Вернулся Бен.
– Такси вызвал. Будет примерно через двадцать минут.
– Прекрасно. Там еще осталось вино?
– А тебе не хватит?
– Бен, – тихо произнесла она, – я уже большая девочка и знаю, когда мне надо выпить, и знаю, когда надо возвращаться домой. И не пора ли тебе на съемку?
– Я не занят в первой сцене.
Он отошел за выпивкой, а потом присел рядом с ней.
– Может, зайдем в мой трейлер?
Она была потрясена его бесчувственностью. – Эта мысль кажется мне в высшей степени неудачной.
Он попытался вновь взять ее за руку, но она даже не посмотрела на него.
Большинство актеров и других членов съемочной группы уже покинули палатку, и служители стали убирать посуду. Только два бутафора еще сидели за соседним столом. Они играли в карты и не обращали на Бена с Розмари ни малейшего внимания.
– Рози, ты ничего не хочешь мне сказать?
– О чем?
– Обо всем. Почему ты возвращаешься домой. Почему ты взбесилась. Ведь ничего не изменилось. И я не изменился. И мои чувства к тебе не изменились.
– Боюсь, что не смогу вынести этого, Бен. Твоих чувств. Я знаю, что мы недолго были вместе, но уже чувствую себя совершенно без сил. Просто опустошенной. А я слишком стара для всех этих подростковых шалостей.
– Послушай…
– Нет, это ты послушай. Не удерживай меня, дай мне уехать. Я тебе не нужна. Ты одиночка. Во всех отношениях. Наслаждайся этим. Но без меня. Это была ошибка. Элла была права.
– К черту Эллу, – в бешенстве взревел он, отшвырнув в сторону стул. Оба бутафора посмотрели на них, оторвавшись от своей игры. – К черту твою Эллу!
– Ну, это, по-моему, уже случилось, – очень спокойно сказала Розмари.
Бен уставился на нее с окаменевшим лицом.
– Розмари, за вами пришла машина.
Возникшая у них за спиной Бетси растерянно и с некоторым испугом смотрела на Бена, на его рассвирепевшую физиономию и сжатые кулаки.
– Отвали, Бетси. Скажи: пусть подождут.
Девушка отпрянула, и на глазах ее выступили слезы.
Розмари встала.
– Довольно. Вполне достаточно. Позволь мне уйти отсюда. Именно сейчас. Этого унижения мне хватит на всю оставшуюся жизнь. И даже дольше.
Вернувшись в гостиницу, Розмари позвонила в аэропорт. Ей удалось взять билет на вечер, в салоне бизнес-класса Британской авиакомпании. Она позвонила Фрэнсис.
– Я прилетаю в Гэтвик в девять тридцать сегодня вечером, Фрэнни. Не задавай мне вопросов. Ты меня встретишь?
Она оставила пачку испанских песет на столике у кровати – вместе с чеком, который, как ей казалось, должен был покрыть стоимость ее пребывания здесь. Зная, что это разозлит его, Розмари ощутила некоторую радость. Записки она не оставила.
В барселонский аэропорт она приехала в полпятого и провела в баре все время, пока не объявили посадку на ее самолет.
На обратном пути Розмари пила шампанское и выкурила почти пачку сигарет. Мысль о еде вызывала у нее отвращение, и когда она, пройдя таможню, рухнула в объятия Фрэнсис, то чувствовала себя совсем больной. Фрэнсис, едва взглянув на ее растрепанные волосы, на лицо без малейших следов косметики, на мертвый взгляд из-под темных очков, тут же подхватила багаж и усадила ее в машину без единого вопроса.
– Отвези меня домой, – прошептала Розмари, – отвези меня домой, и я тебе все расскажу.
13
Фрэнсис устроила свои дела, чтобы остаться с ней на ночь и, если будет такая необходимость, на уик-энд. Это оказалось необходимо. Розмари была в гораздо худшем состоянии, чем думала, – после долгих лет спокойной и упорядоченной жизни она была не в состоянии справиться с давно забытыми ею юношескими страданиями.
– В этом все дело, сокровище, – сказала Фрэнсис, когда они пили ночью кофе. – Так страдают только подростки. Помнишь?
– Даже слишком хорошо. Зачем, зачем я снова в это влипла? Господи, в моей жизни все было так гладко и ровно.
– Что-то должно было рухнуть, куколка. Никому не удается всегда вести такую размеренную жизнь. Но ты действительно бросилась с моста вниз головой. Глупо и безрассудно. Я говорю это, потому что люблю тебя.
– Но за что, Фрэнсис? Почему именно я? Чего он добивался?
– Тебя, моя радость. Чтобы держать под каблуком. И у него это вышло.
Розмари подняла взгляд от стакана с бренди, который согревала в руках.
– Ты говоришь в прошедшем времени?
Фрэнсис пристально взглянула на нее сквозь сигаретный дым. Розмари тоже закурила.
– Ты думаешь, все закончилось, Фрэнсис?
– Разумеется. Ты должна это понять. Пусть он занимается молоденькими, ласточка моя. Такие потрясения уже не для нас. Господи, Розмари, брось это, умоляю тебя. Не ввязывайся снова. Все будет по-прежнему. Его не переделать.
– Как я смогу забыть его? Ту радость, которую он принес? Ведь мне было хорошо с ним – лучше, чем с кем-либо другим. В пятьдесят лет это немало.
Фрэнсис покачала головой.
– Это просто секс, дорогая. Секс и ничего больше. Он из тех, кому все равно с кем. Смирись с этим и забудь о нем, иначе пропадешь.
Розмари молчала. Фрэнсис смотрела на свою подругу, удивляясь, как эта женщина, которую она знала много лет, ухитрилась оказаться в ситуации, совершенно чуждой ее натуре.
– Это не любовь, дорогая, – наконец сказала Фрэнсис.
– Что ты имеешь в виду? Если это не любовь, то что же? – спросила Розмари.
– Наваждение, – ответила Фрэнсис. – Он поймал тебя на том, в чем ты слаба. Держу пари, что сейчас ты думаешь: «Возможно, я вспылила напрасно, возможно, Бетси не имеет никакого значения».
Возникла короткая напряженная пауза. Затем Фрэнсис заговорила вновь:
– Я права? Ты уже готова простить его?
– Фрэнни, возможно, я и в самом деле вспылила напрасно. Нет, дай мне сказать. Сейчас, когда я дома, когда все это осталось позади, я начинаю думать, что Бетси, возможно, всего лишь принесла ему ленч. Он никогда не обещал мне хранить верность, он об этом прямо сказал… О, Господи, что я наделала?
Розмари встала и пошла к раковине. Желудок конвульсивно сжимался. Слишком много кофе, алкоголя и бесконечные сигареты… Ее стало рвать, Фрэнсис поддерживала ей голову.
Телефон на стене зазвонил, и женщины уставились друг на друга.
– Это он, – сказала Розмари хрипло.
Горло у нее ныло после рвоты, глаза покраснели, лицо пошло пятнами, на висках вздулись вены от мучительных позывов.
– Я сама отвечу, – твердо произнесла Фрэнсис и сняла трубку, а Розмари стала мыть и прочищать свою раковину.
– Да? – спросила Фрэнсис жестким, отрывистым тоном. – И после паузы: – О, прости, Майкл. Привет. Да, она здесь. Хочешь поговорить с ней?
Она что-то нежно проворковала в трубку, но Розмари не расслышала ее слов из-за шума льющейся воды.
– Это Майкл? – спросила Розмари, едва Фрэнсис повесила трубку, и посмотрела на часы. – Полночь. Он никогда не звонит так поздно. А как он узнал, что я дома?
Она тяжело плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.
– Господи, как мне стыдно, Фрэнсис. Только ты одна во всем мире можешь помочь, когда мне плохо.
Фрэнсис, сев на подлокотник, повернула ее к себе и обняла, баюкая, как ребенка. Тогда Розмари начала плакать – уже не чувствуя горя, а просто донельзя измученная.
– Я так устала, Фрэнни. Я такая опустошенная и такая… глупая. Я знаю, что ты права.