Вечер принадлежал Бену. Он был очарователен, просто бесподобен, и к тому времени, как они повезли Бетти домой в машине (сама Розмари на заднем сиденье, а Бетти, укутанная и перетянутая ремнем безопасности, – на переднем, рядом с Беном), Розмари было ясно, что мать почти так же без ума от Бена, как и она сама.
– Ну что, как я тебе? – спросил Бен, когда, отвезя Бетти домой и проверив, нет ли в темном доме непрошеных гостей, снова сел за руль. («Я рада буду снова повидаться с вами, Бен, – сказала ее мать, подставляя для поцелуя порозовевшую щеку, с которой давно облетела вся пудра. – Мы чудесно провели время».)
– Ты был совершенно замечательным, – ответила Розмари. Они отъезжали от дома матери, а она в сумерках махала им на прощание рукой. – Ты просто гений, Бен. Она обожает тебя. Я никогда не видела ее такой.
– И мать, и дочь, здорово, да? Ну не ловкач ли я?
– Ловкач, ловкач. – Она поцеловала его руку, спокойно лежавшую на руле, пока они дожидались у светофора.
Он улыбнулся, довольный собой, и, когда они тронулись с места, протянул руку и коснулся Розмари.
– Потрогай меня, – сказал он. – Потрогай меня, Рози. Я уже готов для тебя.
Отяжелевшие от еды и вина, они быстро и жадно отдались друг другу, едва войдя в дом в Уимблдоне. Прислонившись к кухонной двери, притянув Розмари к себе, он был настойчив и требователен. Ее шелковые трусики полетели в сторону, голова откинулась назад, губы раскрылись навстречу его жаждущему языку.
– Я хочу тебя, хочу тебя, о Бен, я хочу тебя.
Он не произнес ни слова, все, как обычно, свершилось беззвучно, он не стал ждать ее и оставил разгоряченной и все еще жаждущей. Она тяжело дышала у него на груди, смеясь и плача, не открывая глаз.
– Я люблю, люблю тебя, – шептала Розмари, слезы текли по ее щекам.
Он подтянул ремень джинсов и взял ее за подбородок. Ее била дрожь, она едва держалась на ногах.
– Пойдем в постель, Рози, – сказал он. – День был долгий. Кажется, я мог бы проспать целую неделю.
К тому времени, как Розмари вышла из ванной, он спал и слегка посапывал. Когда она забралась в постель, Бен подвинулся.
– Погаси свет, – пробормотал он, не открывая глаз.
Розмари протянула руку и выключила ночник, стоявший с ее стороны кровати. Всю жизнь она любила читать перед сном. Но Бен терпеть не мог спать при свете, поэтому ей пришлось лежать, уставившись в потолок, следя, как лунный свет время от времени пробивается сквозь облака. Приподнятое настроение улетучилось. Она чувствовала себя одинокой. «Но это же глупо, – уговаривала она себя. – Так всегда бывает, когда с кем-то связан». Тем не менее ей не удалось уснуть до трех часов. Потом вдруг сразу настало утро, и, проснувшись, она услышала, как Бен, принимая душ, поет в ванной.
17
– И с этого вечера все стало по-другому, – говорила она потом Фрэнсис. Что-то сдвинулось в их отношениях – что-то, чему она даже не могла дать названия.
Бен собирался в город на машине и захватил с собой большую сумку.
– Надо кое-что сдать в чистку, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Розмари.
Она проводила его через заднюю дверь, чтобы не встречаться с Пат, которая прибирала гостиную.
– Ты вернешься к обеду? – спросила Розмари.
Он послал ей воздушный поцелуй и сердито сдвинул брови, потому что «метро» не желал заводиться.
– Не знаю, – прокричал он в ответ, перекрывая рев вдруг ожившего мотора. – Не жди меня, Рози. Пока. – И он уехал.
Она поговорила по телефону с матерью, которая позвонила, чтобы поблагодарить ее за вечер.
– Какой приятный молодой человек, – отозвалась Бетти о Бене.
– Я рада, что он тебе понравился.
– Но для тебя он, пожалуй, немного молод, как ты думаешь?
– Возможно.
– И потому не позволяй себе увлечься, Розмари. Иначе тебе придется сильно расстраиваться, когда он встретит кого-нибудь в возрасте Эллы. Но, конечно, ты можешь время от времени принимать приглашения пообедать. Это очень полезно – иметь молодых друзей.
– Да, ма.
После отъезда Бена у нее разболелась голова. Она позвонила Майклу и, как только он взял трубку, быстро проговорила:
– Нельзя ли отменить нашу встречу?
– Что-нибудь случилось? – спросил Майкл.
– Нет, просто у меня болит голова, и я боюсь, что это может кончиться мигренью. Поэтому вряд ли сейчас способна на деловой разговор.
– Но нам все равно надо встретиться на этой неделе. Если ты собираешься обсудить серию радиопередач.
Она закрыла глаза.
– Я позвоню тебе попозже. Мне надо пойти купить что-нибудь от мигрени.
– Розмари, постарайся связаться со мной до пяти, хорошо?
– Хорошо.
Когда она вернулась домой из аптеки, было уже больше двенадцати, и Пат ушла. Элла оставила сообщение на автоответчике: «Ма, можно мы с Джо приедем в конце недели? Я согласна даже на Бена».
«Потом позвоню», – решила Розмари и запила две таблетки стаканом воды, который захватила с собой в оранжерею. Июнь выдался дождливым, в воздухе стояла прохлада, обычная для английского лета. Ее знобило, и она пошла в дом, чтобы надеть жакет.
В гардеробе висело несколько пустых вешалок, оставшихся от вещей Бена. Она нахмурилась, сжала руками виски – пульсирующая боль в голове никак не унималась.
– Похоже, что он взял с собой почти всю одежду, – сообщила она Фрэнсис по телефону. Она убедила себя, что рюмка шерри ей не повредит, выпила и сразу же позвонила подруге.
– В химчистку? – предположила Фрэнсис.
– Он взял джинсы. Их не чистят. – Она мечтала о сигарете. – Он ушел, Фрэнни? Не знаю почему, но во всем этом мне видится что-то зловещее.
– Вряд ли. Я имею в виду вряд ли он ушел. – Фрэнсис замолчала, и Розмари услышала на другом конце провода хруст целлофана.
– Боже, как хочется курить, – пожаловалась Розмари.
– Радость моя, ты опять распадаешься на части. – В голосе Фрэнсис слышалась тревога.
– Извини.
– И перестань, пожалуйста, извиняться. Ты в последнее время только и знаешь, что извиняешься. Знаешь что, я заеду сегодня вечером. Вместе с Майклом.
Розмари быстро проговорила:
– Нет-нет, в этом нет необходимости. Я уверена, что он позвонит. Не понимаю, почему это так выбило меня из колеи. Что со мной происходит?
– Ты слишком мало спишь. Иди и ложись. Мы позвоним попозже. Дорогая, береги себя.
Она без особого интереса пошарила в холодильнике, нашла кусок колбасы на тарелке. Жир затвердел, кусок подсох по краям, но она взяла его и начала жевать. Бен был любителем колбасы. «Интересно, сколько это здесь пролежало, – подумала она. – Может, я отравлюсь?» Как будто физическая боль могла заполнить пустоту, образовавшуюся после странного отъезда Бена.
Лежа в постели, она смотрела, как в окно хлещут струи дождя. Головная боль временами совпадала по ритму с непрерывной барабанной дробью, которую дождь выбивал по стеклу. Теплый летний дождь… Ситцевые платья под причудливыми зонтиками, ноги, спешащие в спасительное укрытие… Прислушиваясь к писку птенцов ласточек под кровлей, она провалилась в нездоровый тяжелый сон.
Ей приснилось, что кричит трехлетний Джонатан. Ощущение ужаса. Ноги налиты свинцом, и она не может подняться по лестнице. Надо во что бы то ни стало добраться до детей. Крик замирает. Ни звука из их комнаты. Светловолосая головка покоится на подушке. Бояться нечего. Она тянется, чтобы взять на руки и прижать к себе теплое, сладко пахнущее тельце. Улыбка, кровь на белокурых волосах, онемевшие руки. Боже! Боже, помоги мне! Мой малыш!
Она с криком проснулась, мокрая от пота, села на кровати. Болел желудок. Дождь кончился, и уже темнело. Зазвонил телефон.
– Ма?
– Элла? О, дорогая, я только что проснулась и видела сон про тебя. Нет – про Джонатана.
– Ма, с тобой все в порядке? – спросила Элла. В трубке немилосердно трещало.
Розмари откинула волосы с лица.
– Все в порядке, дорогая. У меня мигрень, поэтому я и легла.