– Так можно нам приехать на уик-энд?
– Конечно. – Розмари с раскаянием вспомнила, что так и не съездила в Ноттингем и не видела ни одну из их постановок. – Когда у вас кончается контракт?
– Через две недели. Ты хочешь приехать?
Розмари наконец решилась.
– Обязательно, дорогая. На будущей неделе, хорошо?
– Замечательно, мы как раз заканчиваем «Макбета».
У Розмари почему-то сжалось сердце.
– Мы приедем в субботу поздно вечером, как в прошлый раз, – продолжала дочь.
Положив трубку, Розмари сообразила, что впервые за долгие годы они с Эллой поговорили, не поссорившись. Потом она позвонила Джонатану в Бирмингем и услышала молодой женский голос.
– Извините, мисс Дауни, их сейчас нет. Я сижу с ребенком.
– Передайте, что я звонила, хорошо? Просто привет.
Она переоделась в халат, махровая ткань приятно согревала и успокаивала ноющий желудок. Она была не накрашена, и когда, причесываясь, взглянула в зеркало, то увидела припухшие от сна глаза, серую, дряблую кожу.
– Господи, – пробормотала она и побрела в кухню, оставив постель незаправленной.
Согрела молоко – обычное средство от всех болезней, так помогавшее в детстве. На автоответчике никаких сообщений не было.
Розмари села перед телевизором и стала без малейшего интереса смотреть новости. Было время, когда ее интересовало все, что происходило в мире. Было время, когда она не чувствовала себя безумно влюбленной… Такой апатии она еще никогда не ощущала… Он не возвращался домой, в Уимблдон, к ней. Быть может, она ему просто надоела? Может быть, в словах «я хочу познакомить тебя с мамой» ему виделось покушение на его свободу? Он не допускал даже мысли о том, что она может ставить условия.
Дверной колокольчик зазвенел так неожиданно, что Розмари вздрогнула, потом, нахмурившись, пошла к двери и услышала голос Фрэнсис:
– Детка, это мы, открывай. У нас есть сигареты и шампанское.
Розмари открыла дверь и улыбнулась Фрэнсис и Майклу.
Фрэнсис ужаснулась.
– Господи, на что ты похожа… – И ворвалась в прихожую, на ходу поцеловав Розмари в щеку.
Они расположились за столом на кухне. Майкл почти не говорил, потягивал вино и внимательно смотрел на Розмари. Фрэнсис предложила ей сигарету.
– Бросишь, когда тебе станет получше, – сказала она.
– Опять? – ответила Розмари. – Вечно ты меня искушаешь.
Они засиделись за полночь.
– Барбара уехала, – объяснила Фрэнсис, а Майкл при упоминании имени жены смущенно отвел глаза и достал еще бутылку вина из холодильника. «Это от чувства вины», – подумала Розмари. Ее импресарио похудел и осунулся, вид у него был озабоченный. Она вдруг осознала, что в последнее время была так поглощена Беном, что совсем не интересовалась проблемами своих друзей.
Когда они уехали («Ночь вдвоем», – сказала Фрэнсис, садясь в машину), Розмари не стала убираться на кухне и поднялась в спальню. Полчаса спустя она заснула, даже не выключив телевизор.
Ее разбудили утренняя телевизионная программа и шаги Пат на лестнице. Часы показывали почти девять, Бена не было с ней рядом, и ей захотелось навсегда остаться здесь, под этим теплым пуховым одеялом, в безопасности спальни.
В воскресенье к чаю приехала мать. Джоанна и Элла играли в саду в крокет. За время отсутствия Бена в ее жизни появилось подобие упорядоченности. Исчез предлог уклоняться от встречи с Майклом и заниматься делами. Ее импресарио договорился о серии радиопередач и теперь вел переговоры о работе на телевидении в октябре – телевикторина. У нее эта идея не вызывала ничего, кроме отвращения, но ее беспокоило отсутствие регулярных денежных поступлений. Летом она заработала слишком мало, поэтому, несмотря на внутренний протест, новости ее обрадовали.
– Времена сейчас тяжелые, – всегда говорил Майкл.
– Соглашайся на телевикторину, – сказала ему Розмари. – Как бы там ни было, я не могу бросить работу при таком положении вещей. Элла скоро вернется домой, и даже у Джонатана дела не очень-то хороши. Я во всем полагаюсь на тебя, ладно? – И она отвернулась. Пустота в душе стала чуть менее ощутимой, отчасти заполненная беспокойством о пошатнувшейся карьере и неминуемых денежных проблемах.
Розмари сидела в оранжерее вместе с матерью. Они смотрели на девушек, которые весело смеялись и азартно размахивали молотками.
– Кажется, эта Джоанна довольно милая, – заметила мать.
– Да, очень, – твердо ответила Розмари. Тут она услышала, что открывается входная дверь, и оглянулась. Бетти мелкими глотками пила чай и ела лимонный бисквит.
Из холла раздался голос Бена:
– Рози?
– Кто это там? – спросила Бетти.
– Наверное, я не закрыла дверь. Похоже, что это Бен. Подожди минутку, ма.
Он стоял в неловкой позе, держа в руке ключ. У ног лежала небольшая сумка, а дверь на улицу была все еще открыта.
– Привет, Рози.
Она молча смотрела на него. Сердце билось в груди, как мотылек о стекло, в горле стоял комок. Она не знала, что ему сказать, – то, что сейчас происходило, не укладывалось в подготовленный ею сценарий. Потом она заговорила преувеличенно спокойным тоном:
– Было бы лучше, если бы ты позвонил.
– Не мучай меня, Рози, – ответил он стонущим голосом. – Я знаю, что поступаю не по правилам, но мне необходимо было с тобой увидеться. – Он последовал за ней на кухню.
– Мы пьем чай, – сказала Розмари. – Хочешь чаю?
Он протянул к ней руку.
– Не надо, – быстро проговорила она. – Не сейчас. Сейчас я не могу с тобой разговаривать. У меня гости. Ты можешь либо присоединиться к нам, либо приехать позже. Но мне нужны объяснения.
Некоторое время он молча смотрел ей в лицо, потом сказал:
– Я остаюсь. Принеси мне чашку. А кто у тебя?
– Моя мать.
Она повернулась к буфету, достала чашку – не его чашку, напоминая себе, что с ним надо обращаться как с гостем.
– А-а, это ничего.
– А еще Элла с Джоанной. Это ее подруга.
– Черт…
Розмари быстро взглянула на него.
– Думаю, ты как-нибудь это переживешь. Будешь есть лимонный бисквит?
– Угу.
– В жизни не видала более жуткого чаепития, – рассказывала она Фрэнсис на следующей неделе.
Бетти была от Бена в восторге. Она подставила ему щеку для поцелуя, хлопала ресницами и с удовольствием согласилась выпить шерри. Элла держалась холодно, и по всему было видно, что ее подмывает наговорить ему грубостей. Джоанна становилась все более и более молчаливой, сидела, опустив голову, и каждый раз, когда Бен к ней обращался, отводила взгляд. Поняв, что его обычная манера обращения с женщинами ни на кого из них не действует, он сосредоточил усилия на Бетти. Розмари через силу пыталась оживить то и дело спотыкавшийся разговор и к пяти часам почувствовала, что пора открыть бутылку вина и достать из буфета шерри.
– Я сейчас отвезу бабушку домой, – шепнула ей на ухо Элла, которая помогала готовить напитки.
Розмари мучило желание закурить, и один раз она, спрятавшись за дверью на кухне, так быстро сделала несколько затяжек «Силк Кат», что у нее закружилась голова.
– Но тогда не наливай ей больше одного бокала, – прошептала она в ответ, – а то захочет остаться. – Ладно. Вот блядство! Чаепитие – почище, чем у Кэррола, – шипела Элла, ставя бокалы на поднос. В последнее время Элла никак не могла обходиться без крепких словечек.
Когда Элла с Бетти уехали, Джоанна сразу же исчезла наверху, а Розмари с Беном остались в оранжерее. Розмари закурила сигарету и задумчиво смотрела в окно на удлинявшиеся вечерние тени. Становилось прохладно, и поднявшийся ветер гнул ветки деревьев, к западу, в сторону заходящего солнца.
Бен хмуро потягивал вино.
– Можно мне сесть рядом с тобой? – вдруг спросил он.
Она пожала плечами и повернула к нему голову. Докурив сигарету до конца, немедленно закурила следующую.
– Что произошло? – спросила она, мысленно спрашивая себя, сколько еще он собирается вот так сидеть и молчать.