– Твоя мать ревнует, – заговорил Бен, не глядя на Эллу. Его взгляд не отрывался от лица Розмари. – Вот с тобой у меня такой проблемы не было, – продолжал он.
Элла ответила:
– Боже, в какое же дерьмо ты превратился с тех пор, как стал сидеть за этим столом. – Она повернулась и вышла.
– Ну вот, теперь она меня ненавидит, – сказал Бен. – Ты настроила против меня всех своих друзей. Они тоже думают, что я дерьмо?
Она не отвечала, зная, что если попробует произнести хоть слово, то тут же разревется. Они продолжали стоять и смотреть друг на друга.
– Прости меня, – наконец проговорил Бен. – Мне не следовало всего этого говорить. Просто для меня невыносима мысль, что ты уезжаешь.
– Боже мой, – ошеломленно выдохнула она. – Боже мой, как ты смеешь?
– Я люблю тебя, Рози, я не хочу, чтобы тебе было больно. В Штатах тебя сожрут живьем, а меня не будет рядом. – Он обошел стол, взял у нее из рук кофейную чашку. Стал целовать ее щеки, глаза, нос, волосы, губы. Она не отвечала на поцелуи, но его губы ласково скользнули по ее рту, и от этой нежности она наконец заплакала. Он обнимал ее, слегка покачивая, шептал, уткнувшись в волосы: – Прости меня, прости. Не сердись. Никто так не заботится о тебе, как я. Я люблю тебя, Рози. Я люблю тебя.
Весь ее гнев прошел, от решимости не осталось и следа. Она чувствовала себя слабой и беспомощной.
Он сел, посадил ее на колени и держал так, покуда рыдания не стихли. Наконец он сказал:
– Давай поднимемся наверх. У нас еще будет время поговорить.
Он взял ее за руку и повел к лестнице.
Розмари слышала смех Джоанны и Эллы в гостиной. Пока он раздевал ее, покрывая поцелуями постепенно обнажавшееся тело, она стояла неподвижно, в полном смятении. У нее начала болеть голова.
– Вся моя, – шептал он. – Ты моя?
Она кивнула. На нее навалилась тоска, причин которой она не понимала, но тело предательски отвечало на его поцелуи, говорило на единственном доступном ему языке.
Никакого объяснения не произошло.
– Завтра, – остановил ее Бен, когда она попыталась заговорить, и прижал ладонь к ее губам. – Завтра я пробуду у тебя весь день. А теперь покажи, как ты меня любишь.
Поездку нельзя было отменить.
– Я вернусь через десять дней, – сказала она дочери накануне отъезда. – Холодильник полный. У тебя есть деньги?
– О нас не беспокойся. У меня роль в радиопостановке, и, возможно, пригласят озвучивать документальный фильм. А Джоанна работает над сценарием. Так что у нас все в порядке.
– А если нагрянет Бен? – послышался чистый звучный голос Джоанны.
– Не нагрянет, – успокоила ее Розмари. – У нас очень напряженные отношения. Он ужасно злится, что я еду. Говорит: это пустая трата времени. По его мнению, я слишком стара для Америки. – Обе девушки засмеялись, а Розмари улыбнулась. – Хорошенько кормите кота, – сказала она, когда Джоанна грузила ее багаж в такси, – она должна была встретиться с Майклом прямо в аэропорту. – И не заприте его случайно в гостиной на ночь – он ломает цветы. – Она поцеловала обеих девушек. Вид у Розмари был невеселый. Они не виделись с Беном с четверга, а сегодня уже суббота. Она чувствовала себя брошенной, забыв, что еще не так давно наслаждалась одиночеством. – Я вам позвоню из Лос-Анджелеса.
– Ма, повеселись как следует. И найди себе какого-нибудь специалиста по пластической хирургии. Мы тогда все переедем в Голливуд.
Джоанна поморщилась и сказала Элле:
– Прекрати.
Они махали ей на прощание, а она смотрела на них через заднее стекло такси, которое уже выезжало на шоссе. Розмари увидела, как подруги повернулись и обняли друг друга за талию, прежде чем войти в дом, явно радуясь, что остаются одни на целых десять дней. И она позавидовала их радости.
Рейс отложили. Розмари сидела с Майклом в зале ожидания первого класса. Майкл пошел звонить Барбаре и, очевидно, поговорил с детьми, потому что вернулся побледневшим, с дрожащими губами.
– Ты не хочешь разговаривать? – спросила Розмари.
Он только помотал головой и открыл страницу «Телеграф», посвященную искусству. Она небрежно листала «Вог» и смотрела на дежурные улыбки девушек-служащих, которые успокаивали бизнесменов, опаздывавших на важные деловые свидания. Она думала о том, что, может быть, лучше было бы родиться мужчиной, не плакать, когда тебе плохо, и не лежать без сна на мокрой от слез подушке рядом с молчащим телефоном.
В Лос-Анджелесе стояла жара, в аэропорту – шум и суета. Их ждала машина, чтобы отвезти в отель. В номере, который заказал партнер Майкла, их ждала бутылка шампанского. Майкл уже был пресыщен Америкой, но Розмари оказалась в Лос-Анджелесе в первый раз. Ее всегда приятно поражали гостеприимство и щедрость американцев.
Майкл позвонил ей из своего номера. Она взяла трубку в ванной.
– Хочешь немного выпить, прежде чем завалиться спать? – предложил он. Она посмотрела на часы. – Надо держаться, – сказал Майкл, словно прочитав ее мысли. – У нас сейчас два часа ночи, но лучше сразу перестроиться.
– Подожди, я приму душ, – ответила Розмари. – Встретимся в баре.
– Я заказал тебе мартини с водкой, – произнес Майкл в знак приветствия, когда они встретились полчаса спустя.
Она переоделась в брюки, но все равно казалась излишне чопорной по сравнению с жителями Калифорнии, заполнившими бар. Молодая женщина с полотенцем на шее поспешно заняла табурет. Она тяжело дышала, как будто весь путь проделала бегом. Розмари услышала, как она заказала:
– Диет-пепси.
Майкл улыбнулся ей через стол и спросил:
– Ну как номер?
– Потрясающе. – Она отпила глоток. Такого мартини ей больше нигде не доводилось пробовать, разве что в Нью-Йорке. Расстояние затуманивало в ее душе образ Бена даже быстрее, чем она надеялась. – Кажется, я получу большое удовольствие от этого путешествия, – сказала она.
– Отлично. – Майкл слегка коснулся ее руки. – Я думаю, надо назначить деловые встречи на завтра после ленча. Тебе хватит времени до часу?
– Магазины отсюда близко? – спросила Розмари.
Он покачал головой.
– В Лос-Анджелесе ничего не бывает близко, но Глен все устроит. Кто-нибудь заедет за тобой в половине одиннадцатого, повозит по магазинам и доставит на Вэлли к часу. Как тебе такой план?
– Просто блестяще. Но ведь я могу взять такси.
– Здесь это довольно затруднительно. Их мало, и они дорогие. Положись на Глена. Встретимся за ленчем.
Она хорошо спала, проснулась в девять и сразу же позвонила домой, оставив сообщение для Эллы на автоответчике. Потом – Фрэнсис, которая вот уже несколько дней как вернулась в Лондон.
– А я только что беседовала с Майклом, – сообщила ей подруга. – Он говорит, что Лос-Анджелес уже произвел на тебя сильное впечатление.
– Здесь замечательно, Фрэнни. Может, я даже не вернусь.
Фрэнсис рассмеялась.
– Я давно заметила в тебе зачатки гедонизма, радость моя.
– Эта страна сделана для людей, – сказала Розмари.
– Для богатых людей, – уточнила Фрэнсис.
– Увидимся дней через десять, – продолжала Розмари. – Я просто хочу сообщить, что жива-здорова и даже не думаю о Бене. Во всяком случае почти не думаю.
– Прекрасно. Найди себе какого-нибудь богатого разведенного американца. Например, кардиохирурга. Только, ради Бога, не актера.
– То же самое говорила Элла, – засмеялась Розмари, – только она предлагала специалиста по пластической хирургии. Как ты думаешь, это намек?
– Что ж, неплохая мысль. Я люблю тебя, дорогая. Позвони мне, когда вернешься.
Шофер прибыл ровно в десять тридцать и, не задавая вопросов, отвез ее прямо к той части города, где огромное открытое пространство занимали исключительно магазины.
– По распоряжению мистера Дюпона, – объявил он.
Солнце палило немилосердно, но в магазинах было прохладно. Кофе в продуктовом супермаркете подавали в больших пластмассовых стаканах. Она гуляла по магазинам два часа, и никто не совал ей под нос обрывков бумаги или старую чековую книжку, чтобы она дала автограф.