Осенний сад мирно отдыхал в одеянии волшебных красок. Она ступала по золоту, янтарю и пурпуру. На мгновение остановилась, чтобы понаблюдать за двумя мухами, которые совокуплялись на тонком стебле еще цветущей розы. Потом согнала их.
– Даже не весной, – пробормотала она и жадно вдохнула вдруг налетевший прохладный ветерок.
Птиц почти не было слышно. Они с гомоном собирались в стайки недели две назад, а теперь улетели. Она наклонилась, коснулась рукой земли на могиле Бена и сказала:
– Мне тебя не хватает.
Она заведет котенка, но немного погодя. В этом уголке ее сердца еще слишком много воспоминаний.
До половины второго она сгребала листья, наслаждаясь яркими красками и ароматом охапки, возвышавшейся на тачке. Руки и ногти так ныли от непривычной работы, что она выпила шерри и приняла душ.
Потом напекла лепешек. Тридцать шесть ячменных лепешек с сыром. Сначала она оставила их в духовке, чтобы не остыли, но потом передумала и вынула. Теперь она стояла, держа в руках два блюда с лепешками, нахмурившись и прикусив губу, потому что не могла решить, что делать дальше. Тут раздался спасительный звонок в дверь.
На пороге стояли мать и Фрэнсис. Солнце уже склонилось совсем низко. Они обменялись поцелуями, приветствиями и банальностями и прошли в гостиную, где Розмари разожгла камин. Она включила было чайник, но потом подумала, что еще слишком рано, и выключила его.
«Надо подождать Тома», – решила Розмари. Она ставила посуду на поднос и слышала доносившийся из гостиной щебет Бетти и Фрэнсис.
Том приехал без десяти четыре.
– Я, наверное, слишком рано? – Он стоял с охапкой хризантем.
– Нет. Спасибо.
Она взяла цветы, улыбнулась, подставила щеку для поцелуя и проводила его в гостиную, рассчитывая, что Фрэнсис сможет занять гостя разговором, пока она будет на кухне.
Ей понадобились три вазы, чтобы поставить все цветы. Хризантемы были золотистые и янтарные, как ее сад. Она на мгновение застыла с ножницами в руке и зарылась лицом в цветы.
– Они никогда не пахнут, – вслух сказала она. – Ненавижу хризантемы. Надеюсь, я умру не осенью. – Потом она заварила чай, подогрела лепешки, поставила на поднос масло и джем, отнесла все это в гостиную и пошла на кухню за вторым подносом.
– Тебе помочь? – окликнул ее Том.
Она не ответила. Сразу же вернулась в гостиную и стала разливать чай. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы они все ушли. Усталость неумолимо расходилась по телу. Ноги и предплечья ныли, а слова замирали на губах.
Беседуя с Бетти и Томом, Фрэнсис пристально наблюдала за Розмари.
– Я отвезу Бетти и вернусь, – шепнула она, когда они обе вышли на кухню. – Что-то произошло. Опять этот ужасный человек?
– Кто? – Розмари внезапно смешалась.
– Кто? – прошипела Фрэнсис. – Я говорю о Бене Моррисоне. Можно подумать, в твоей жизни есть другие ужасные мужчины. – Она коснулась рукой плеча Розмари и кивнула в сторону кухни. – А вот этот мне нравится.
Розмари отпрянула от ее прикосновения, и Фрэнсис нахмурилась.
Розмари казалось, что прошло часов десять, прежде чем Том поднялся. Он посмотрел на часы и вздохнул:
– Розмари, мне пора. Ужасно не хочется, но я приглашен на обед.
Она поднялась вместе с ним, надеясь, что ее облегчение не слишком заметно. Было половина седьмого. Впереди длинный вечер и долгая темная ночь.
– Стыдно покидать меня так рано, – улыбнулась она Тому.
– Я еще увижусь с тобой до отъезда? – мягко спросил Том, когда попрощался с Бетти и Фрэнсис и остался наедине с Розмари в прихожей.
– Вряд ли. – Розмари надеялась, что ей удалось изобразить огорчение. – Я завтра уезжаю, – солгала она.
Том вдруг притянул ее к себе и поцеловал в нос. Она застыла и покосилась на открытую дверь в гостиную.
Он улыбнулся и отпустил ее.
– Твоя матушка этого бы не одобрила?
Она тоже засмеялась.
– Я позвоню тебе из Лос-Анджелеса, – сказал Том, сел в машину и уехал, просигналив на повороте.
Она вежливо стояла на пороге – женщина среднего возраста и среднего социального положения, – махала рукой и улыбалась немного грустной улыбкой, чтобы у него создалось впечатление, что она уже начинает по нему скучать.
– Не закрывай дверь до тех пор, пока гости могут тебя видеть, – пробормотала она, передернула плечами и вернулась в дом.
Фрэнсис несла на кухню грязную посуду.
– Что ты сказала? – спросила она.
Розмари взглянула на нее.
– Просто фразу, которую мне всегда говорила мама.
– Я сейчас ее заберу, – пробормотала Фрэнсис.
– Дорогая, еще так рано. – Розмари ставила тарелки в моечную машину.
Фрэнсис поджала губы и с подозрением проговорила:
– У тебя слишком безмятежный вид. Я вернусь. Мне нужно с тобой поговорить.
Розмари подняла голову.
– Я хотела сегодня пораньше лечь спать, – неловко возразила она.
– Детка, сейчас половина седьмого. Ты уже большая девочка, тебе не обязательно ложиться раньше одиннадцати.
Фрэнсис уехала, захватив недовольную Бетти, которой хотелось еще посмотреть телевизор и выпить, но она не решилась об этом попросить и позволила усадить себя в машину.
– Завтра позвоню, – прокричала им вслед Розмари и закрыла дверь. – Может, она передумает, – обратилась она к своему отражению в зеркале на туалетном столике, вспомнив обещание Фрэнсис вернуться.
Она намазала лицо кремом, включила электрическое одеяло – не столько для тепла, сколько для уюта – и вдруг вспомнила, что целый день ничего не ела и даже не попробовала лепешек. Босиком спустилась в кухню, решив съесть сандвич, и сделала один с сыром и пикулями, а второй – с малиновым джемом. Потом ножом переложила сыр и пикули на джем, отошла от стола, окинула взглядом новое произведение кулинарного искусства и удовлетворенно улыбнулась. Ей всегда так этого хотелось в детстве – все самое любимое и разом.
Она открыла бутылку десертного вина и выпила бокал, закусывая сандвичем. В доме было тихо, как в могиле. Она сидела неподвижно, словно боялась нарушить эту тишину, и слушала собственное дыхание. Это занятие полностью ее поглотило. Потом часы пробили девять, и раздался звонок в дверь.
Это была Фрэнсис. Розмари встретила ее с удивленным видом.
– Я же сказала, что вернусь, – усмехнулась Фрэнсис и, видя, что Розмари продолжает стоять неподвижно, добавила: – Может, ты меня впустишь?
– О! – Розмари попятилась. – Извини, заходи. Я просто забыла, я была занята. – Они прошли в кухню, и Розмари села за стол. – Хочешь вина?
– Чудесно. – Фрэнсис подошла к холодильнику, взглянула на бутылку. – Ты пьешь вот это?
– Да. Очень хорошо с сандвичем с сыром и джемом.
Фрэнсис рассмеялась.
– На мой вкус, слишком экзотично. Я лучше выпью джина.
Она внимательно посмотрела на Розмари, которая сидела, уставившись в свой бокал, и барабанила пальцами по столу. Потом уселась напротив.
– Так тихо, – еле слышно произнесла Розмари.
– Что произошло? – Фрэнсис попыталась взять подругу за руку, но Розмари сделала вид, что не заметила ее движения, и допила вино.
– Когда? – сказала она. – Что произошло когда?
– Не знаю. Это ты должна сказать, – мягко проговорила Фрэнсис.
Наступило долгое молчание. Фрэнсис ждала. В погруженном в темноту доме раздавалось громкое тиканье часов. Только лунный свет освещал их лица через кухонное окно. Фрэнсис встала и включила свет.
Наконец Розмари заговорила:
– Фрэнни, я думаю, что у меня нервный срыв. Я даже хочу, чтобы он у меня был. Я хочу лечь. Уложишь меня в постель?
– Расскажи мне, что случилось. Просто расскажи.
Помолчав немного, Розмари начала рассказывать. Когда она вдруг споткнулась на каком-то слове, Фрэнсис погладила ее по руке. Но это было только один раз. И она рассказала все – без эмоций, без боязни или смущения. Описав, как кружка ударилась в дверь, она засмеялась. Когда она закончила, снова наступила тишина. Потом Фрэнсис сказала: