Тишина между ними длилась несколько минут, а затем Эрика произнесла:
— Хочешь со мной переспать?
Джеймс, тоже было доставший сигарету и пытавшийся её раскурить, поперхнулся и уронил курево на асфальт.
Отчасти на подобную реакцию Эрика и рассчитывала. А отчасти ей попросту негде было ночевать.
«Перетерплю двадцать минут, чтобы остаток ночи пролежать на шёлковых простынях», — думала она. Возвращаться домой не хотелось совсем — потому что там по-прежнему оставался Рэм. Пойти в отель она тоже не могла — потому что Рэм мог отыскать её и там.
— С чего ты взяла, что меня может заинтересовать кто-то вроде тебя? — поинтересовался Джеймс, перестав кашлять.
Эрика пожала плечами и покосилась на него.
— Просто, — сказала она, — ты был такой грустный, и я подумала… тебе точно нужно с кем-то переспать.
— Я не альфа, чтобы все мои горести выходили из тела вместе со спермой.
— Вот как, — Эрика наконец повернулась к нему и выдохнула дым — но, конечно же, не ему в лицо, а чуть в сторону — чтобы не раздражать. —Значит, тебе в самом деле есть о чём грустить?
Джеймс отвернулся.
— Тебе-то что?
Эрика пожала плечами и тоже уставилась на поток проезжавших мимо машин. Не так уже ей и хотелось тормошить этого секретаря. В конце концов, если уж идти на крайние меры — то можно было снять кого-нибудь ещё.
— Может, сначала в ресторан? — прозвучало у неё над плечом, и теперь уже Эрика с трудом подавила приступ кашля. А Джеймс уже в следующее мгновенье пожалел о том, что сказал. В его планах не было звать в ресторан хоть кого-нибудь: ни мальчиков, ни девочек, ни омег, ни бет, ни альф. Всё, чего он хотел, это остаться один. Или, всё-таки, нет… Джеймс не знал. Мысли о пустой каменной коробке, где всё наверняка пропахло фиалками так, что чувствовал даже он, давили. И будь у него в привычке клеить девочек на автобусных остановках, он бы, пожалуй, в самом деле отвёз стоявшее перед ним непонятное существо в какой-нибудь отель — просто потому, что сейчас ему было абсолютно всё равно, где и с кем быть.
Эрика пожала плечами — как показалось Джеймсу, несколько разочарованно. И снова уставилась мимо него. Джеймс, хоть и не имел обоняния как у альф, будучи почти профессиональным переговорщиком, сразу почувствовал, что теряет контакт. Почему-то его охватил страх.
— Пошли, — решился он наконец.
Ещё одна мысль проскользнула у него в голове — мысль о том, что Рене, может быть, ещё не ушла. И тогда пусть она увидит, что Джеймс вполне неплохо проводит время без неё.
Мысль эта появилась у Джеймса, когда они заходили во двор, и одолела его с такой силой, что, остановившись под окнами своей квартиры, он ухватил Эрику за плечо, толкнул к стене и, прижав всем телом, принялся страстно — как казалось ему — целовать.
Эрика немного растерялась, но, поразмыслив, решила, что стоит ответить на поцелуй — учитывая, чем они собираются заниматься через часок.
К её разочарованию, дело свелось к простенькой игре языков, совсем не возбудившей её — но Эрика решила, что это ничего. Спутник был довольно красив, так что Эрике вполне искренне хотелось увидеть, что прячется под пиджаком. А в крайнем случае свой огонёк она могла распалить и сама.
По дороге к дому, а затем и на лестничной клетке — аккуратно установив Эрику перед глазком — Джеймс прижимал её к стене ещё несколько раз. Руки его умело и бережно шарили по телу Эрики, хотя и не столько возбуждали, сколько заставляли погрузиться в подобный неге приятный полусон.
К тому времени, когда они наконец преодолели порог, Эрика уже сама хотела, чтобы Джеймс не прекращал её обнимать — но тот, оказавшись в просторном холле, оглядел квартиру и будто бы заледенел. И покосился на Эрику так, что той показалось, что Джеймс вот-вот выгонит её.
— Я в душ! — торопливо сказала она, решив, что хозяин квартиры вряд ли выставит её, если Эрика будет практически голой. Да и к тому же её в самом деле хотелось постоять под тёплой водой.
ГЛАВА 3
В душе у Джеймса пахло фиалками и ещё какими-то цветами — так что, едва прикрыв за собой дверь, Эрика оглушительно чихнула. Посмотрела в большое зеркало в минималистичной раме, висевшее на стене, и недовольно потрогала опухшую скулу.
Рэм порой грозился, что врежет ей — но до дела не доходило никогда. Он, как и все альфы, предпочитал не делать, а говорить.
Рэм при всех своих достоинствах — представленных по большей части в виде толстого кошелька и рельефных бицепсов, потому что характер у альфы был так себе, а знаменитый узел если кого и вдохновлял, то только омег — был до жути ревнив и болезненно любил контроль. Он мог позвонить Эрике, находившейся в командировке, в три часа ночи и попросить показать свою постель через скайп. Или, например, позвонить в самый разгар деловых переговоров, чтобы выяснить, как идут дела — в этом случае следовало отвечать, иначе нежная душа альфы могла серьёзно пострадать.
Поначалу он нравился Эрике — иначе, в конце концов, зачем бы пускать его в себя? И дело тут было не только в деньгах. Скорее в том, что Эрика чувствовала за альфой силу, и сила эта её зачаровывала.
— Это всё первобытный инстинкт, — любила говорить её омего-сестра, — беты должны подчиняться альфам, как в стаях в древнейшие времена.
— А омеги? — ядовито интересовалась Эрика.
— А омеги должны ложиться под них, — честно отвечала сестра, — так установила судьба.
Эрика не верила в судьбу, которая не уготовила в своих сетях места для неё. Альфы и омеги имели истинных, беты — никогда. Но всё же должна была признаться самой себе, что не слишком-то любит управлять. Ей куда больше нравилось просто делать своё дело хорошо.
Рэм, казалось, мог дать ей то, чего она хотела. Но с каждым днём становилось всё более ясно, что ничто в жизни не даётся легко. В комплексе с респектабельным ухажёром, которому завидовала вся семья, Эрика получила домашнего деспота, настолько неудержимого в постели, что порой хотелось уползти от него под кровать.