— Если только смерть этой собаки не входит в план, разработанный убийцей с целью совершения следующего преступления.
— Но кто? Выходит, это может быть лишь кто-то из домочадцев?
— Вот именно. И тут мы возвращаемся к мотиву убийства. Миссис Патриция Линч, будучи дочерью такой богатой особы, как Элизабет Эклстоун, должна была стать обладательницей значительного имущества. Кроме того, ее касаются, вероятно, и наследственные права. Вы знакомы с завещанием миссис Элизабет Эклстоун, если оно вообще существует?
— Да. Существует. Я знаю его. Ведь я являюсь ее юристом. Но даже самого поверхностного знакомства с этими людьми и с этим завещанием достаточно, чтобы отбросить любые предположения. По воле случая завещание было засвидетельствовано именно в этой комнате. Впрочем, я являюсь его единственным хранителем и исполнителем.
— У вас есть его копия?
— Да.
— А я мог бы на нее взглянуть?
— К сожалению… — сэр Александр развел руками, — в завещании есть оговорка, требующая соблюдения абсолютной тайны до дня смерти старой леди, и я обязан ей следовать. У меня нет никаких моральных оснований для нарушения этой оговорки, ибо миссис Элизабет Эклстоун вызвала меня к себе, чтобы составить завещание, еще два года назад. Тогда она была в полном умственном и частично физическом здравии, и ничто не предвещало того страшного и полного паралича, который впоследствии превратил ее в живой труп и лишил возможности какого-либо контакта с миром и людьми. У нее осталось лишь зрение и ничего больше… Но вернемся к завещанию. Она вызвала меня и поручила составить документ с выражением ее последней воли. Затем она условилась со мной, что прибудет сюда на следующий день и подпишет этот акт в присутствии двух свидетелей, которые будут приведены к присяге о неразглашении. Я думаю, она не хотела, чтобы в Норфорд Мэнор знали даже о самом факте составления завещания. Сестра милосердия привезла ее сюда в кресле на колесиках. Между нашими домами дорога ровная и твердая, а миссис Элизабет тогда еще любила длительные прогулки по свежему воздуху. Я думаю, что эта девушка, Агнес Стоун, должна быть очень крепкой, чтобы целыми милями толкать впереди себя тяжелую коляску со своей госпожой. Старая леди прибыла сюда и подписала составленное мной завещание, которое я вскоре соответствующим образом оформил в Лондоне. Оригинал находится в ее банковском сейфе вместе с драгоценностями, а копия — у меня, в огнеупорном сейфе, стоящем в моей спальне.
— Я спросил о завещании, прежде всего потому, что, когда вы посетили сегодня утром мою лондонскую квартиру, то упомянули, что каждый месяц от имени миссис Эклстоун вы переводили определенную сумму денег ее дочери, которая находилась тогда в Африке. Это происходило уже после смерти Джекоба Эклстоуна, верно?
— Да.
— Так вот это меня удивило. Вообще-то, в нашей стране существует обычай, который, кажется, даже узаконен и по которому человек после смерти оставляет часть наследства своей жене, а остальную часть — своим детям, если только не входят в расчет особые права наследственного майората. Поскольку из ваших слов вытекало, что дочь столь богатого человека, как Джекоб Эклстоун, оказалась после смерти зависимой от благосклонности матери, я предположил, что отец, по-видимому, лишил ее наследства из-за неудачного брака, заключенного без согласия родителей. Не так ли?
— Нет. — Джилберн решительно покачал головой. — Джекоб Эклстоун сильно переживал из-за такого поступка дочери, но он слишком любил своих детей, чтобы лишить кого-нибудь из них наследства, не будучи к этому вынужденным. А факт, что Патриция предпочла мне кого-то другого, трудно было бы посчитать преступлением. — Он горько усмехнулся. — Дело обстоит совсем иначе. Элизабет и Джекоб были очень хорошими, любящими супругами, они полностью доверяли друг другу. В то время, как он провел большую часть жизни в Малайзии, выжимая из несчастных каучуковых деревьев свое богатство, она занималась здесь домом, воспитывала детей и, в известном смысле, управляла всем имением, инвестируя капитал и даже нанимая людей, необходимых мужу в колониях. Словом, она была его правой рукой на территории Англии. Таким образом, они достигли значительно большего, чем если бы она была лишь домашней курицей, поглощенной кухней и детской комнатой, или дамой, транжирящей состояние мужа на наряды и драгоценности. Джекоб доверял ей настолько, что, умирая, оставил ей все свое состояние, поручив в нескольких словах ее рассудительности и доброй воле заботу о детях, их содержание и передачу им сумм, которые она сочтет необходимым, если кто-нибудь из них захочет посвятить себя бизнесу или работать в промышленности. Таким образом, Элизабет Эклстоун стала полноправной владелицей всего состояния, а ее взрослые дети трактовались как младенцы, которые станут совершеннолетними лишь в день смерти матери…