– Ты закончил? – улавливаю неоправданно пылкий шепот Протасовой. Не нужно смотреть, чтобы понимать, что она вновь завалилась на Чарушина. – Включишь музыку? Танцевать хочу.
– О-о-о, – тянет одна из кукол Шатохина. – Да-да-да! Врубай, Чара!
Он, вероятно, просто кивает. Слов не слышно. Но они с Викой встают и выходят из-за стола.
Действуя крайне аккуратно, откладываю вилку и нож. Кажется, если они при соприкосновении создадут звон, меня попросту к чертям вынесет из тела.
Господи, как же часто я стала поминать нечисть… К чему бы это? Я сапер или сумасшедшая? Понять бы… Незаметно перевожу дыхание. И впервые за вечер тянусь к бокалу с вином. Не планировала, я ведь не употребляю алкоголь. Но в тот момент подчиняюсь какому-то необъяснимому внутреннему толчку.
Два глотка красного полусухого на непьющую меня действуют, как колдовское зелье. Отставляя бокал обратно, медленно вдыхаю и жду, что охвативший тело головокружительный вихрь исчезнет. Однако это не срабатывает. Тело стремительно заливает жаром, словно вместо крови по венам вдруг побежало некое горючее вещество.
Понимаю, что действие будет непродолжительным. Это ведь всего два глотка вина. Нужно просто переждать. Без последствий. Но… Без последствий не получается. Плотину каких-то бессознательный мыслей уже прорывает, и я вдруг ясно как божий день осознаю, что все мои эмоции – это не отголоски чего-то давнего… Боже, нет… Нет! Нет… Я ревную Чарушина. Мои чувства не в прошлом. Они настоящие.
Ревную, не имея на это не то что каких-либо полномочий… Морального права не имею! Понимаю это и все равно ревную. Да так страшно, что сама от себя в шоке.
Он знает, что я не замужем? Знает, что в тот момент, когда он появился под ЗАГСом, я будто из оцепенения вышла и смогла послать всю свою благочестивую родню прямо там, в зале торжественного бракосочетания? Знает, что только благодаря ему увидела свет?
Свет гаснет. И сразу за этим по террасе рассыпаются разноцветные блики стробоскопов. Непродолжительную тишину забивает музыка, а следом за ней – довольные вопли девчат. Их всех, включая Соньку, в один момент выносит из-за стола. Ну а парни, хоть и посмеиваются, но присоединяются, чтобы если не танцевать, то служить столбом опоры.
Прислуга начинает собирать грязную посуду. И я, наплевав на все предупреждения сестры, помогают им. Не могу я сидеть, пока другие работают. Не по-буржуйски это, а по-свински.
Кроме того, мне удается слегка успокоить собственные нервы. На обратном пути из дома не спешу. Захожу в туалет. Умываюсь и поправляю разметавшиеся волосы.
Глубоко вдыхаю. Шумно выдыхаю. И так несколько раз.
В груди жжет. Яростно. Непрестанно. Отчаянно.
Я все так же сильно люблю его… И что с этим делать теперь? Я ведь сама все разрушила. Вина на мне из тех, которые и через две жизни не прощают. А если бы он даже попытался простить, знаю, что эта рана загноилась бы и в какой-то момент прорвалась страшной болью для нас обоих. Видела все это в его глазах. Чувствовала. Тогда. А сейчас… Сейчас все это, вместо того, чтобы немного стихнуть, будто во стократ умножилось.
Два дня. Еще два дня, и наши жизни вновь разойдутся.
Я смогу. Я выдержу.
По возвращении не планирую на Чарушина смотреть. Запрещаю себе. И все равно смотрю. Он меня притягивает, словно магнит. Не могу противостоять.
Наблюдаю за тем, как раскованно он себя ведет. Смеется и без рук оттесняет Вику к перилам. Плавно качнув бедрами, недвусмысленно выказывает свой интерес.
Внутри меня что-то натягивается и с глухим треском лопается. И ладно бы, если бы стало легче… Так нет ведь. Топит. Душит. Заламывает.
Резко сталкиваемся взглядами, не успеваю отвернуться. Тело незамедлительно током прошивает. С лица Артема сходит та игривая улыбка, которую он секунду назад дарил Протасовой. Меня же он припечатывает словно бетонной плитой самых тяжелых и мрачных эмоций.
Разрываю этот контакт и с трудом возобновляю дыхание.
Не хочу видеть, как они уйдут вдвоем. Все и без того понятно… Он с ней. По коже такой холод ползет, вздрагиваю всем телом. Скручивает за грудиной с невыносимой мукой.
– Сонь, я спать пойду, – ловлю ее за руку, чтобы предупредить.
Все танцуют и веселятся. А мне что? Я, видимо, не создана для подобных развлечений. Притворяться не умею.
– Да куда? – на мою талию совершенно неожиданно ложатся ладони Фильфиневича. – Музыка гремит, все равно не уснешь. Оставайся. Улыбайся. Не будь ты такой занудой, – своими движениями пытается заставить меня танцевать. Невольно поддаюсь, потому как ощущаю значительное физическое преимущество. – Раньше четырех ноль одной никто никуда не расходится.