Да, глядя на этого Яна Нечаева, в жизни не скажешь, что он сексуально озабоченный извращенец. Такой весь из себя приличный. Очень трудно опошлять все те чувства, что он вызывает.
Ловлю себя на мысли, что хотела бы запустить пальцы ему в волосы. Растрепать их. Вызывая ответную ярость, разрушить взращенную им суровость. Выкинуть что-то такое, чтобы застывший в его глазах лед потрескался и разлетелся осколками, раня в первую очередь его самого. А потом… И меня. Покусать и облизать эти губы. Сделать их красными и распухшими. Кровоточащими… Последнее рождает внутри меня настоящую жажду.
Зачем ты обманул меня? Зачем говорил, что любишь? Зачем обещал так много?
Ох, если бы была возможность задать все эти вопросы, я бы реально набросилась на него с кулаками. Я бы разодрала ему грудь, сердце, артерии и вены… Душу. Все нутро. Как поступил он когда-то со мной.
— Нет необходимости стоять надо мной, — выталкивает Нечаев с едва заметным раздражением. Пялилась на него в упор, забыв, что он как-никак в курсе моего присутствия и способен в любой момент заговорить. Застигнутая врасплох подрывом тишины, вздрагиваю и чуть не выпускаю из вспотевшей руки планшет. — Эти кресла здесь, — указывает взглядом на ряд мягких стульев у длинной приставки к его рабочему столу, — для того, чтобы сидеть.
Подозреваю, что мое лицо пылает. Впрочем, как и взгляд, которым я отвечаю на его уничижительные замечания.
Нечаев делает все, чтобы я чувствовала себя идиоткой.
Кроме того, похоже, что указывать подчиненному на его место, доставляет Яну Романовичу какое-то особое удовольствие. Упиваясь своей властью, самоутверждается.
«Мудак», — протягиваю смачно, но мысленно, прежде чем занять второе от его стола кресло.
— Вы бы еще у двери умостились, — снова раздражается Нечаев.
Я сглатываю. Не отрывая взгляда от пышных растений в центре стола, молча перевариваю вызываемые им эмоции. Сцепив зубы, передвигаюсь ближе. Не сдержав злости, довольно резко толкаю по дереву планшет. Прочищая горло, вывожу тот из спящего режима. Вбиваю пароль и застываю невидящим взглядом на рабочем столе гаджета.
— Могу я узнать, по какому вопросу вы меня вызывали? Что вас… эм-м… Какая информация вас интересует?
Господи, я будто бы на иностранном языке учусь разговаривать. Подбор слов является не просто осознанным процессом, но и требует определенного обдумывания. Дыхание выдает волнение. Паузы между фразами значительно продолжительнее положенного.
— Ян Романович? — добавляю, когда тишина в очередной раз затягивается.
Этим не только напоминаю, что обращаюсь к нему, но и, мать его, подчеркиваю уважение, которого в помине быть не может.
— Да, Юния Алексеевна. Да, — задвигает Нечаев с какими-то странными тяжелыми и давящими интонациями, заставляющими меня не только смутиться, но и молниеносно достигнуть пика паники.
Не могу не посмотреть на него. Затравленно, с опаской и вместе с тем зло. Едва наши взгляды скрещиваются, кровь отливает от моего лица. Бурной волной уходит вниз. Раздает радиоактивные лучи энергии, большая часть которой собирается в животе. Пока в груди свирепствует сердце, вдруг чувствую скопление жара между ног.
Боже…
Я, конечно, слышала, что агрессия способна вызывать возбуждение. Но, черт возьми, можно, пожалуйста, не в нашем случае?!
Пусть этот принц будет влажной мечтой Риммы Константиновны! Лилечки! Кого-то еще!
Я же хочу, чтобы чувства, которые он всколыхнул, сгорели вхолостую. Чтобы память перестала подкидывать ярчайшие картинки, как Нечаев когда-то трогал, обнимал, целовал, вжимал в свое тело и втискивался в мое. Чтобы я сама не ломала голову, будут ли его красные уши горячими, если к ним прикоснуться губами? Имеет ли его кожа такой же насыщенный вкус, каким обладала в прошлом? Дернется ли его кадык, если к нему прижаться языком? Побегут ли по его телу мурашки?
— Я хотел бы узнать, чем вы занимаетесь в нашей компании? Какие обязанности вам вменили? Какие конкретно задачи вы выполняете? Потому как сегодня у меня возникло стойкое впечатление, что у вас слишком много свободного времени. Вы забыли, где находитесь? Или у вас в принципе еще не сформировалось понимание корпоративной культуры?
Я совершаю вдох где-то на середине сухой и жесткой речи Нечаева. Попавший внутрь меня кислород будто в газообразное топливо превращается.
Подношу пламя своей злости, и происходит взрыв.
Нет, я, конечно, все понимаю. Руководитель имеет полное право поинтересоваться, какой фронт работ возложен на сотрудника его отдела. Будь на месте Яна любой другой человек, я бы восприняла эти вопросы абсолютно равнодушно.