— Мне тоже нужно любить Алису? Ну раз ты перестал любить маму, значит, и я должна, да?!
— Соня, успокойся. Ты никому ничего не должна. Тем более я никогда не буду заставлять тебя любить или не любить. Соня…
— Да ну вас! Не хочу слушать… Предатели! Все предатели! — и убежала наверх к себе.
Я пойду за ней, но не сейчас. У самого нет моральных сил. Это правда высосала меня всего.
Телефон опять разрывался.
— Гордеев, — отрывисто бросил.
— Руслан Игоревич, срочный вызов. Вы нужны в операционной. Команда не справляется.
Да ё! Куда мне Соню девать, да еще и в таком состоянии?! Обычно Оля забирала ее утром к себе в центр, а потом вместе они уже по кружками, магазинам, секциям.
— Сейчас буду.
Придется брать с собой. У меня наглости не хватит звонить жене и просить помочь. Про Алису даже не подумал. Но она сама позвонила.
— Рус, я соскучилась, милый. Как у вас там? Как Соня?
— Оля ушла, — сухо проговорил. — Соне я сказал про тебя.
— Руслан! — радостно воскликнула. — Я так счастлива. Еду к вам.
— В смысле? — я реально не понял.
— У девочки шок. Я нужна ей.
Через полчаса она приехала к нам. Я не знал, как быть дальше. Алиса осталась следить за Соней. Я уехал в больницу. Вернулся только глубокой ночью. К Соне заглянул — она спала. Затем в спальню — в моей кровати Алиса, а в гардеробе ее вещи. Вот и новая жизнь пожаловала. Но какой она будет…
Глава 7
Оля
Две недели жила как во сне. Все на автомате. Очень сложно привыкнуть к новой жизни. Вроде бы свободна — делай, что хочешь! Не хочу готовить — не готовлю; бардак и полы две недели не мыты — и ладно! Стирать, вытирать сопли, ждать мужа в ночи. Убирать носки и брошенное на пол полотенце: если Руслан был в душе, то оно с вероятностью в сто процентов будет валяться в нашей гардеробной. Сейчас у меня полная свобода во всех отношениях. Правда, я слишком привыкла и скучала по той своей жизни. По Руслану, хоть он этого и недостоин, но любовь ведь не проходит моментом. Истончается, усыхает, умирает. Постепенно. Я не верила, что для этого понадобятся годы, но какое-то время точно.
Еще одна сердечная рана — дочка. Две недели прошло, а Соня так ни разу не позвонила. Я тоже никак с ней не связывалась, не хотела давить. Ну или не желала быть обвиненной в привязывании к себе ребенка. Я ведь вроде как ни мать ей. Вероятно, она нашла общий язык с Алисой. Что же, родная кровь. Возможно, бывшая Руслана реально образумилась и смогла стать хорошей матерью для Сони. Если это так, то, естественно, меня там не будет. Уверена, Алиса — не божий одуванчик, а вполне себе целеустремленная стерва. Руслана в бараний рог скрутила, а это не просто. Я не видела раньше человека, которому это удавалось.
Хорошо, что у меня была работа, и я могла загрузить себя по полной. Раньше я не брала дополнительные часы и уходила в два дня как штык. В школу за Соней нужно было: мы обедали, быстро делали уроки, затем балет или английский, а еще художка и театральная студия.
— Ольга Вадимовна, — ко мне в класс заглянула мамочка одного моего ученика. Я кивнула, показывая, что еще минут десять.
Меня давно просили брать индивидуальные занятия по коррекции тяжелых нарушений речи. Мы никогда не укладывались в отведенные пятьдесят минут. Особенных детей очень сложно настроить на работу в моменте, а когда поймал волну — жалко сворачивать достигнутое, только потому что время вышло. Я не брала денег дополнительно, даже в качестве добровольной благодарности. Для меня было наградой, когда дети начинали складно говорить предложениями. Я не святая и тоже уставала, плюс нервы, но работу свою любила. Это призвание.
— Пойдем, Семочка, — взяла его за руку, — мама уже заждалась.
— Ну как? — она очень переживала. Родителям особенных детей очень сложно: давление общества и собственные ожидания. Хочется как все: радоваться оценкам или грустить над тройками чада; дуть на разбитые в игре коленки; ругать за баловство, обычное, стандартное, детское. Но у них так никогда не будет. Будет по-другому, и мы обязаны помочь, чтобы это иначе было со знаком плюс.
— Сёмочка, молодец, — погладила по голове. Хороший мальчик, очень добрый, старательный. У него расстройство аутического спектра, но мы все боролись, чтобы ребенок начал говорить связно и понятно. Ему пять. Когда он попал ко мне в группу, были исключительно звуки. Полгода — и он называл многие предметы вполне четко, но со связкой проблема. Ничего, справимся! — Не волнуйтесь, — сжала руку матери, — прогноз хороший. У нас получится.