Огуречные заросли. Я сунул руку туда. Как пахли листья! Светка принесла грязный дуршлаг с огурчиками с земли. Корявенькие, крепкие, с колючими шишечками.
К огурцам вместо самогона Фома неожиданно вынес большую бутылку виски «Джеймсон».
— Извини, старик, другого не пью.
Джентльмен деревенский!
Утро было радостное, мокрое от росы.
— Георгич! — вдруг раздалось под окошком.
Кто это меня так? Я выглянул в сияющий яркой зеленью сад. Жос!
— Ну что? — из соседнего окна голос хозяина. Он ведь тоже Георгич. — Чего тебе?!
— Рыба нужна?
— А у тебя она есть?
— Но ведь надо ж учитывать и гомогенный фактор! — блеснул неожиданной эрудицией ранний гость. — Будет.
— Тогда и приходи.
Дребезжание закрываемой рамы.
Не сговариваясь, мы вышли с хозяином в кухню, щурясь от низкого солнца в окне.
— Будет рыба?
— Ну, это навряд ли! — Он уже вкушал утреннюю сигару, выпустил дым. — Без «гомогенного фактора» — маловероятно… Сами поймаем.
Вышли по росе. Резиновая лодка скрипела боками, спускаемая на веревках с моста, — единственный, к сожалению, способ попасть в заросшее теперь по берегам озеро.
Из лодки посмотрели наверх.
— Лестницу веревочную оставляешь?
— А как мы наверх попадем? Правда, уже воровали.
Украли и в этот раз!
Когда мы, пробившись через грязь и заросли, вернулись в избу, Светка встретила нас каким-то странно-сияющим взором.
— Ясно! Этот… сухопутный рыбак приходил?
— Да! — с вызовом проговорила она.
— Ну и где рыба?
— Это я у вас должна спросить! — произнесла она уже злобно.
Он поднял бутылку «Джеймсона». Пуста!
Мы вышли на волю.
— Все! Этого больше нельзя терпеть! — сказал он.
И — не вытерпел. Теперь у него — иная жизнь. На трех двухэтажных поездах с пересадками ездит он на работу вдоль прекрасной долины Рейна с замками, глядя не в окошко, а лишь в ноутбук.
— Корова! — вдруг радостно закричал я.
— Ну и что? — Он поднял глаза.
Да так. Вспомнил тот вечер в деревне... Корова исчезла. Да и у нас теперь нечасто встретишь ее.
За десять лет мы виделись с ним лишь раз — на Чукотке. Причем прилетели с разных концов. Деда проводили. Убигюль «покорно», как обычно, «соглашалась» вернуться к Фоме. Но он, лютый, ответил — нет! О чем-то, кажется, они все же договорились.
Да! Червонец не зря прошел.
Сколько мы с Варей ездили! Даже мое семидесятилетие в Амстердаме отметили! Шли по каналам, и вдруг я вспомнил: «День-то какой… нерадостный. Мать моя! Семьдесят лет!»
— С тобой все забудешь! — Варю попрекнул.
— Так пойдем в ресторан! — проявила заботу. Даже увидела подходящий. — Вот!
Острый ганзейский верх, чугунный крюк под крышей, крохотные окошки.
— Исторический какой-то… не пустят! — заробел я.
— Ничего! Тебе в самый раз! — съязвила Варя.
Постучала подвешенным чугунным кольцом. Долго не открывали.
— Ну вот! Я же говорил.
Наконец открыл какой-то разбойник. Гардеробщик? Швейцар? Руками мотал в золотых позументах, лопотал что-то, всячески показывая: никак нельзя!
— Я же говорил…
Порастерял силу-то я. Варя свысока глянула на меня (так на две головы выше!):
— Вообще-то он сказал всего лишь, что у них перерыв. Через час откроются. Но как ты хочешь… Он говорит, можно столик заказать.
— Ну? — Я обрадовался. — Так давай! — Вытащил драный свой кошелек, начал купюры разного достоинства вынимать.
— Угомонись! — Варя процедила. — Здесь такое не принято.
Что-то сказала ему, тот кивнул. И тяжелая дверь закрылась.
— Час. — Я огляделся. — Куда?
Глупо куда-то заходить, портить аппетит. Болтались. Через час явились. Тут уже постучал я.
С мрачным скрипом открылось. Тот же разбойник проводил нас куда-то во тьму. Тусклая лампочка под деревянной лестницей (ступени нависают), и три колоды стоят: колода — стол и две колоды-кресла. И тут же крючки для вешания. «Хорошее местечко!» Снял с нас шубы, повесил и, чего-то подождав (денег, наверное?), ушел.
— Я сейчас! — Веселая Варя пошла попудриться.
А я рухнул на колоду, вытянул ноги. Да-а! Небогато! Видно, лучшего места для нас не нашлось. Ну что ж, как раз для моего нынешнего состояния!.. Снова явился этот. «Чего смотришь: меню неси!» — Я шлепнул по колоде. Тот изумленно ушел. Да-а-а!.. Более чем скромно я отмечаю свой юбилей. Склеп. Впрочем, и склеп тебе вряд ли светит. Тот уже возбужденный вбежал, делал рукой жесты: «Уходи!» Другим хочет место перепродать? Ну нет уж! Вцепился в стол… Явилась, красавица!