Тимур аплодирует. Очи его горят. Ясно, зачем он сюда нас завез. Эх! Хороший был инженер. И до чего докатился. Туземный промысел!
Разгоряченный Фома вновь оказывается рядом:
— Берем? Мы же всегда отсюда лучшие шмотки везли!
Да, были тут времена! Дубленки норвежские!
— Берем?! — горячится друг.
Сбивать его с куража? Да упаси боже! Старый мудрый восточный дипломат спрашивает: не хотим ли мы взять сразу большую партию? С деньгами можно подождать. Блокадникам он верит!
Снабжение вещами у нас вообще в те годы иссякло. А так… Хасана порадуем. И заодно — Тимура. Вон как у него глаз горит!
Когда назвали цену, мы с Фомой радостно переглянулись:
— Это мы заплатим!
Проснулись в объятиях дубленок в гостинице города-призрака, которая почему-то еще работала. Башка трещит! Выпили крепко. Но ощущения какие-то не те! Впрочем, смутно знакомые. Глянули друг на друга. Фома вытащил счетчик Гейгера, поднес к нашим дубленкам. Мама родная! Вот кто сейчас добывает уран. Овцы!
Зашел развеселый, простецкий Тимур, принес похмелиться. Да-а-а, тут похмелье другое! Увидел наши лица, разбросанные дубленки, счетчик Гейгера на столе…
— Ты уж лучше прямо уран продавай! — сказал Фома резко.
— Это будет значительно дороже! — без всякого вдруг акцента Тимур произнес.
Раскидали товар по точкам. Одна отдельная дубленка, в сущности, безопасна. Хасану долг отдали. Себе заработали на разгул души. Несколько штук оставили себе как память, но держали их исключительно на балконе огромной городской квартиры предков Фомы, геологов-академиков. Там шкуры наши сначала подгнили, потом пересохли, стали ломкие, как маца. Если к нам вдруг случайно забредали жрицы продажной любви, мы расплачивались с ними дубленками, точнее — кусками их. Фома с треском отрывал что-нибудь и в зависимости от того, что оторвалось, говорил:
— На! Свяжешь себе носочки. Чистая шерсть.
Или, если отрывалась пола:
— На! Варежки себе сшей!
Хасан пытался поддержать загнивающий промысел, выдвинул даже, как сейчас бы сказали, арт-проект. Оказывается, он пишет стихи на фарси. Мог бы воспевать и дубленки. А я, по его замыслу, должен был переводить стихи на русский и распечатывать на машинке. Нашлось дело и для Фомы: расклеивать эти листки на тумбы и на заборы. Ну нет уж... До чего мы дошли!
Одну шкуру принесли Глотову вместе со счетчиком Гейгера.
— Так это же… золотое дно! Залежи урана! — воскликнул он (не Гейгер, а Глотов). Но «дно» это теперь — не на нашей территории. Собрали даже экстренное совещание с участием главы «физкультурников», откликавшегося на кличку Бобон. Оказался смышлен! Но и он ничего не придумал. Учредили на всякий случай ОАО.
Так закончилась прежняя жизнь. Которую мы предполагали дожить в почете. Вместо этого наступила «вторая молодость»… за ней третья. На печь не лечь!
…Под иллюминатором — Ледовитый океан. Уже долго виден лишь розовый вздыбленный лед. И как ни вглядывайся, до слез в глазах, — нигде ни домика, ни кораблика. А говорят, мы погубили природу! Как бы она не погубила нас! Ветвистые темные полыньи. Но имеют ли они отношение к человеку? Очень сомнительно. Единственный признак цивилизации — тень нашего самолетика, иногда появляющаяся на розовом льду.
— Да-а-а… Бывал здесь, бывал! — бормотал Фома.
Ну а я не бывал. Но если другу надо — разговор поддержу.
— Да-а-а. Была тут одна…
— Как звали? — вежливо интересуюсь.
— Убигюль! — Он посмотрел на меня как-то злобно, словно ждал издевательств.
— Одобряю! — Мое любимое слово тех лет.
Стало качать. Пейзаж под окном менялся. Скалистые берега. Мутное Берингово море. Чукотка! А вот — роскошные песчаные пляжи... Но лучше на них не загорать: образуются они в результате удаления кремния из урановой руды в промышленных масштабах.
— Нас встретит хоть кто-нибудь?
— Ну… Дед, наверное? — неуверенно произнес Фома.
Это, как понимаю я, местный начальник.
Однако нас не встречал никто, кроме разве медведя: огромный бурый медведь, сильно выше нас, гостеприимно стоял в зале у входа, раскрыв объятия.
— А почему бурый, не белый? — Больше я как-то ничего не нашелся сказать.
— Это не самое главное, что здесь тебя удивит! — буркнул Фома, уже несколько напряженный.
Нас не встречал никто, тем не менее про нас знали.
— Привезли деньги?! — ошарашил вдруг бестактным вопросом таксист. — А на хрена тогда приехали?!