Вот и второй ответ пришел:
«Конечно, я буду рада. Салон с 8-го по 10-е. Ваша Ирина».
Так. Последний день у нас зависает без крыши — как раз дни Салона. Но ни слова о жилье. Перегружать никого ни в коем случае не будем. Кораблик утонет. Все «по ходу». Как говорит сейчас молодежь: «По ходу он умер». Вот и поглядим.
Ответ мой таков:
«Буду счастлив! Ваш Валерий».
— Так. Есть! — проговорила Римма. — Но только через Хельсинки — Мюнхен — Франкфурт — в Париж! И обратно — так же! Ну как, сможешь ты?
— Да хоть по кочкам! Покупай по карте. Я отдам.
Кивнув, она набрала цифры карты.
— Есть! — откинулась. — Фу!
— Да. Ловко мы сбацали. В четыре руки.
— Могли бы и в четыре ноги! — усмехнулась она.
Все! Теперь не уйдешь.
Заманил, ясное дело, к себе!
На евроремонт как-то не обратила внимания. Да что уж там. Теперь у всех так. Восхитило другое. Увидела заткнутые бутылки на подоконнике.
— Все же железная воля у тебя! Открытые бутылки стоят — водка, вино, — а ты даже не выпьешь!
— Но ты же видишь меня не впервой. Прекрасно ведь знаешь, стальная воля мне как раз нужна, чтобы выпить. Но давай уже выпьем! Летим!
— А вайфай здесь есть? — первое, что спросила она, как только мы ввалились в этот полуподвал и даже не успели распаковаться.
Это было второе наше жилье.
Раньше такой вопрос не вставал. Из «Руасси-Шарль-де-Голль» нас довез сын моей знакомой (сама Эдда гостила в Стокгольме), открыл, все показал и уехал. Мы сели у окна в кухне. Вот это Париж! Мансарда со скошенной внешней стеной, в ней окошко, и за ним — знаменитые крыши Парижа. Из них вверх такие плоские гребни с торчащими в ряд узкими каминными трубами — и так до конца. И что уж это точно Париж, окончательно убеждала сияющая на горизонте Эйфелева башня. Ура!
Там как-то вайфаем мы не очень интересовались, даже ноутбуки не открывали. На четвертое утро, открыв глаза, я увидел ее, голую и прекрасную, задумчиво бредущую по квартире.
— Ты чего, любимая? — спросил я.
— Да ноутбук не могу найти! Ты не знаешь, куда мы кинули их?
— Не-а! — беззаботно ответил я.
И мы рассмеялись. Действительно, как-то было не до них четыре дня и три ночи!
— А, ладно! Давай лучше есть! — Она махнула рукой.
И до сих пор для меня лучшее воспоминание о том Париже — как она, смеясь, одним глазом глядит на меня через дырку в сыре, а за голым ее плечом Эйфелева башня торчит. Есть фото!
На седьмой день вернулась наша очаровательная Эдда, хозяйка квартиры, и мы принимали ее у нас, точнее — ее у нее. Отлично напились и весело искали формулировку, кого и у кого мы сейчас принимаем: «Себя у тебя? Тебя у себя?»
А наутро, слегка взъерошенные, со слегка взъерошенным багажом, мы прикатили сюда, в Российский центр науки и культуры, где благосклонно согласились нас приютить. Старинная улица Босье подле Триумфальной арки, старинный дом, тяжелые деревянные ворота. Общага, правда, во дворе и внизу. Окна — пониже тротуара. Выходят в такой... вроде ров. «Нормалек!» — как скажет один наш французский друг.
Зато все есть по хозяйству! Но она как-то на все это не обратила внимания, ей сразу потребовался вайфай!
— Не знаю я никакого Вай Фая! — сказал я. — Китаец, что ли?
Усмехнулась уже довольно холодно, уставившись в ноутбук.
— Ага. Есть! — проговорила она.
И клавиши ноутбука застучали.
А отметить? Налить?
— Ну смотри, что они написали!
— Кто «они»?
— Ну, я не знаю. Смотри!
— А налить?
— Погоди! Вот тут я вывесила твою фотку — ты, нечастный, с кульком под головой, лежишь на скамейке. Наша ночевка на пересадке в Мюнхене.
— Помню! Но ведь мы здесь. Наливай!
— Нет, погоди! Я просто подписала: «Ночевка на пути в Париж. Эконом-рейс». И знаешь, что они написали? «Таким — лучше пешком!»
Что, уже настало время меня чморить?
— Но зачем ты все это вывешиваешь?
— Нужны же какие-то доказательства, что все — было?
— А так — нет? — обнял ее. — Ну, давай распаковываться! Нас ждут уже!
— Ладно! — хладнокровно произнесла она, захлопывая ноутбук. — Поехали. Кто там нас ждет?
— Нас ждет не более не менее, — заговорил я, — как сам Дери Нога собственной персоной! Знаменитый лингвист-анархист!
— По-моему, его как-то иначе зовут? — сказала она, стремительно раздеваясь-одеваясь.
— Да, иначе! Но я переиначил его ради тебя, чтобы запомнила ты, любимая! Хочет подарить нам Париж!