— А мы что, разве его не видели? — поинтересовалась она, расчесывая свои роскошные волосы — именно на фоне их изобилия она и выглядела столь изящной. Любовался ею.
— В том-то и дело, что нет! Нам предстоит сейчас огромное счастье — увидеть настоящий Париж!
— О да, да! — воскликнула она, имитируя экстаз.
И — бурная страсть нашего французского друга. А как иначе можно этот город воспринимать?
— Вот Дантон! Наш французский Дзержинский! Ха-ха! Следуем дальше! Сегодня я покажу вам только Сен-Жермен-де-Пре! Это варварство — уделять ему не весь день!
— Согласен! — сказал я, сжимая ей локоть.
Ее явно «не торкало». Ну сверхузкие улочки. Ну есть такая на Васильевском — улица Репина.
— А вот старые, еще доосмановские дома! — восклицал наш друг.
Узкие, невзрачные. Османовские, выстроенные в его блистательную эпоху, создавшую настоящий Париж, конечно, пышней.
— Вы поняли, да? — восхищенно-требовательно говорил друг. — Вы видите их особенность? Они наклонены! Верхние этажи нависают! Вы видите, да?
Мы кивнули, хотя особенного наклона не наблюдалось.
— Потому что иначе нельзя было поднять мебель в дом! Только через окна! Лестницы в этих домах крайне узки! Идем дальше. Стоим. Вы видите эти чугунные мрачные крюки, под самой крышей? Знаете зачем?
— Чтобы удобней повеситься! — Римма захохотала.
— Нет! — победно-весело стрельнул выпуклым взглядом наш друг. — С помощью этого крюка и затаскивали мебель в окна! Ха-ха! — Он слегка подпрыгнул.
Он показал солдату спецпропуск, и мы вошли в здание Академии под огромным куполом, где раньше, признаюсь, я не бывал. По старинным треснувшим плитам, мимо пожелтевших скульптур, мы прошли Академию насквозь и вышли на набережную.
— Пожалуйста! Сена! Остров Сите. Нотр-Дам. Ха-ха!
Просто как фокусник, доставший зайца из шляпы.
Да-а! Я вдыхал этот вид, один из самых моих любимых.
Острый, но на конце закругленный край острова Сите со старинной поникшей ивой, уж столько веков омываемый Сеной! Зеленоватый от времени конный Анри Четвертый.
— Маленькая площадь в самом конце — забыл, как она называется?
— Она называется, в переводе, площадь Кавалера или, по-вашему, бабника! — подмигнул он (большой знаток русского современного). — На этом я вас покидаю! Скоро увидимся, так?
— Спасибо огромное! — Я тряс ему руку.
— Спасибо! — своим глухим, гортанным голосом проговорила она, повернувшись к нему с некоторым опозданием. — Подождите! Сфотографируемся!
Мы встали в ряд на фоне длинного ряда барж, Римма кокетливо выпятила губки. Запрокинула на нас свой аппаратик и щелкнула. И мы остались одни.
— Ну что? Потрясающе, да? — повернув ее лицом к Сене и обняв ее, произнес я.
— Да, милый! — проговорила она. — Но я очень хочу жрать! Просто смертельно!
— Сделаем! — Развернул на ветру карту и еле ее удержал. — Держи тот конец! Отлично. Где-то тут должен быть замечательный исторический, самый древний ресторан «Прокоп»! Стой! — С трудом удержали карту, которая собиралась, видимо, унести нас. — Нашел! Так это ж у Одеона, ровно там, где мы встречались с Дери!
Обратный путь оказался нелегок, к тому же ветер и дождь!
— Ну что, родная, устала?
— А кроссец по пересеченке — не хочешь? — усмехнулась она.
Вот она, настоящая Франция. Достойная, в основном пожилая, публика. И золотое сияние со всех сторон — старинные канделябры, зеркала в рамах, сплетенных из «кистей винограда». В таких же рамах, только овальных, портреты великих. Вольтер. Д’Аламбер. Руссо. И все они были здесь! Нас усадили как раз рядом с Руссо.
Мы указали строчки в меню, и седой официант принес нам попробовать и потом разлил вино. Поставил на крахмальную скатерть подставку для блюда устриц.
Я наконец-то раскинулся привольно, огляделся:
— Как я мечтал вернуться сюда!
— Ты прям как эти! — уважительно сказала она, поглядев на портреты.
— Ну! — гордо воскликнул я, раскинувшись еще более вольготно. — Я — дома. Во Франции, но как дома.
«Как здесь тепло после промозглой улицы! Наверное, старинные калориферы?» — подумал я.
Она уже успела уткнуться в свой телефончик.
Официант принес блюдо открытых устриц, разложенных по кругу на мелко наколотом льду.
— М-м-м! — произнесла она, отложив аппаратик на скатерть.
— Ну давай уж сфоткаю тебя! — благодушно предложил я, зная уже, что без этого все равно не обойдется.
— Вот здесь коснись! — показала она.
— Приблизься к устрицам. Так! Приоткрой сладострастно ротик!.. Щелк! Ну как? — показал ей.