— Отлично! Только веки опущены, как у слепой!
— Ну давай еще раз! — с энтузиазмом произнес я. — Та-ак. Смотри!
— Теперь зато ротик закрыт!
— Ладно! Пусть будут два варианта, на любителя!
Это, наверно, я зря сказал.
— Ну давай! — Я поднял бокал. — За Париж! За то, что он состоялся! Мы ведь оба старались. И — получилось! Давай и за то, чтобы все получилось у нас, что только мы захотим!
— Да, любимый!
Мы звонко чокнулись, выпили этого дивного вина, потом, приподнявшись, поцеловались.
— Ну а теперь устрицы. Бери вот так, брызгай лимончик! Осторожненько, не пролей сок! И всасывай. Так. Но сразу не глотай, не глотай! Почувствуй во рту. Правильно, даже закрой глаза. Чувствуешь?
Она, не открывая глаз, кивнула.
— Все! Теперь глотай!.. Ну как? — спросил я ее через некоторое время.
Она — не сразу — открыла глаза:
— Охрененно!
— Ну вот! Не зря мы приехали в Париж?
— Безусловно.
Она уставилась в телефончик и тыкала кнопочки.
— Давай теперь попробуем этих, дуврских! Вот те, видишь, были какие корявые, — повертел пустой панцирь перед ней. — А эти, видишь, круглые. Давай в той же манере. Осторожно!
Всосали и эти.
— Ну, — требовательно произнес я. — Как? Мне кажется, эти, — я повертел в воздухе рукой, — не такие... пронзительные!
— Нормальные, — буркнула она, уже вполне активно работая с телефоном.
— Скажи-ка! А давно ты читала «Исповедь» Руссо?
— Еще в школе! — отрывисто сказала она, разглядывая почему-то аппаратик довольно злобно.
— Ну что там у тебя?
— Ничего! — ответила грубо, как школьница. — Оказывается, здесь есть вайфай! — почему-то перекривилась. — Вот уж не ожидала тут! — приголубила взглядом и заведение.
Этот вайфай мгновенно все искорежил!
— Этот вайфай твой как радиация, — сказал я, — всюду проникает — и все убивает! Даже хуже радиации! — Я разошелся. — Как протечка грязи сквозь потолок!.. Руссо бы не одобрил! — Я надеялся, что союзника себе нашел.
— Слушай! Отстань, а, со своим Руссо! Тут такое творится! Ты только посмотри, что пишут эти гады!
— Ну а какое это имеет значение? — удивился я.
— Как какое? Оскорбляют нас, а тебе все это безразлично? Ты слон! О-о, глазки твои слоновьи! — презрительно показывала почему-то на мое отражение в зеркале. — Жмуришься? Вообще хочешь не видеть ничего?!
Чопорная публика брезгливо косилась на нас.
— Ну что они там могут писать? — добродушно улыбаясь, даже пересел к ней.
— Ну вот, — шмыгая носом и, кажется, слегка успокаиваясь, сказала она.
— Ну давай, показывай.
Публика, кажется, отвлеклась и занялась устрицами, а наши так почти все и лежали на блюде. Какие, к чертовой матери, устрицы — тут такое!
— Вот, — показала фото, мы втроем на мосту. — Видишь комментарий?
— Не, не разберу, мелко написано. Да брось ты эту дрянь!
— Дрянь?! Читай!
— Да я не вижу, тебе сказал!
— Комментарий такой: «СОсанна — и старцы!» Что, действительно так заметно по мне?
— Да с чего ты? Просто идиоты. Давай. У меня есть тост.
— Погоди! А как тебе вот это?
— С устрицами? Десять минут прошло. Что такое за это время могло стрястись? Возьми себя в руки.
Как-то у них это стремительно! Кабы хорошее что-то.
— Нет уж! — раздувая ноздри, проговорила она. И ярость ее, что удивительно, была обращена на меня. — Это пишут обычные люди нашей страны. И ты, если еще кем-то себя считаешь, обязан это читать!
Глаза ее просто сверкали... как у какой-то Шарлотты Корде!
— Обязан? Да мне и так есть на что посмотреть! — Я обвел радостным взглядом сияющую, окружающую людей еще с восемнадцатого века эту обитель духа и утонченных наслаждений.
— Нет, ты смотри! — сказала она.
— Ну хорошо. Если ты считаешь это моим долгом!.. Хотя считаю, что у меня нет долгов. Ладно, покажи!
Она протянула мне трубочку, и рука ее, я заметил, дрожала.
— Не вижу!
— Ну тогда я прочту! — произнесла она мстительно, но месть опять же, как ни странно, была направлена на меня. — Я вывесила этот снимок. Сделала нейтральную, в общем, надпись. «Пожирательница устриц». И как это прокомментировали они? «Такого она в рот еще не брала»!
— Я вообще не понимаю, где ты такое берешь? Кто мог написать это?
— Дрищ, — вздохнула она.
— Так это сам ихний гуру?!
Она устало кивнула.
— Господи! С кем ты имеешь дело? Зачем?
— Я имею дело с больными людьми!