— Закурить есть? — прямо надо мной какой-то странный, крякающий голос.
Ясно. Сосед мой «воскрес». Ну, смотри.
Глазки-бусинки. Длинный унылый нос. И одна только странность: выше тонких бровей ниточкой нет ничего. Абсолютная плоскость. И как-то абсолютно не тянет туда заглянуть... Я — в самом страшном месте на свете... не считая морга. Хотя там, уверен, спокойней.
— Когда поступил?
Я вижу склонившееся надо мной лицо.
— Ночью, Яков Борисыч.
— И что?
— Ну сами же знаете: кто бузит...
— И сколько вы вкололи ему?
— Обычно. Но кто ж знал, что ему уже дома вкололи. «Скорая» не докладывает нам!
— Что значит «не докладывает»? Что теперь делать с ним?
— Но вы же сам ве...
Разговор обрывается. Я вижу далеко-далеко торчащие из-под одеяла пальцы ног. Мои?.. Шевелятся! Я хохочу.
— Он обгадился! — Визгливый крик прямо в ухо.
— Не ори. В обмывочную увозим.
Опрокинули на другую кровать — на липкую клеенку. Везли, поворачивали — тогда мутило. С грохотом встали в гулком кафельном помещении.
— Ноги, сволочь, разведи.
Я подчинился — и сразу ударила между ног ледяная струя. Сбоку подошел кто-то со шваброй наперевес, шваброй тер. Ну ясное дело — не руками же... Я пытаюсь вырваться — но меня держат.