— Пойду пройдусь. Не спать!
Обошел по кругу все бутики — может, последний раз в этом мире чистогана? Приценивался и радовался: в нашем секонд-хенде и лучше, и дешевле!
Вернулся. Что-то бормотал невидимый репродуктор, тихо и неразборчиво, какие-то сочетания звуков чем-то встревожили... но так и не разобрал. Тут Римма поднялась мне навстречу с пуфика.
— На! — отслюнил ей банкноту. — Купи мальцу своему конфет! Там вон, за поворотом!
И погрузился в блаженство. И вот она показалась с кульком в руках. Я встал ей навстречу.
— Ну что? Хорошо все-таки съездили! — Я хотел подвести все же позитивный итог.
Но она почему-то смотрела мимо меня.
— Что хорошего-то! — услышал я ее крик. — Пять сорок уже!
Мы кинулись к пузатой колонне с номером шестьдесят шесть. Нафига поставили ее тут, перекрывая ворота! Уф! Коридор, присосавшийся к выходу и другим ротиком — к самолетику, еще стоял — и вдруг на наших глазах стал отделяться! Возникла вдруг черная щель. Катастрофа? Теракт? Щель начала расширяться, коридор уходил — и вот уже между нами и им черная яма, как могила. Мы кинулись к стойке — тучная мулатка в форме сложила руками букву «х».
— Что же такое? — говорила Римма. — Ведь мы же тут, и все время тут были! Двадцать минут до взлета.
Но здесь — не у нас. Неоднократно ей объяснял! Но разве она меня слышит? Что теперь делать? Да, съездили удачно! Ноги отнялись, но как-то не к чему было прислониться, не к колонне же этой с номером шестьдесят шесть?
Видимо, отключился чуть-чуть. В сознании моем прошли один за другим мои «боги счастья» — охранник, бросивший пост ради меня и пистолетом (надеюсь, незаряженным) радостно показывающий мне дорогу в издательство. Молодой узбек, протягивающий мне свою ручку.
И это оборвалось. Осталась лишь неумолимая мулатка с руками, сложенными крестом.
Внутри стало как-то пусто. Абсолютно реальное чувство — пустой бидон. Такого еще не было. Это конец?
Очнулся от клацанья аппарата. Видимо, кто-то продолжает и меня чушить. Или чморить?
— Если опоздаем и не прилечу завтра, хана! — сказала Римма.
— Ты мне не говорила.
— А ты что-нибудь спрашивал разве про меня?.. Мать в больницу ложится!
Голова моя вдруг наполнилась радостным гулом. Снова воспоминания! Говорят, в такие минуты в сознании проходит все. Оказался на родине. Это у нас по много-много раз гремят репродукторы, вызывая всеобщее веселое оживление:
— Гражданин Габриелян! А гражданин Габриелян! В восьмой раз приглашаем вас на самолет в Ереван! Время пришло!
— Не хочет! — смеемся мы.
А гражданин Габриелян неторопливо заканчивает завтрак, вытирает усы.
— Ничего! Бэз меня не улетят! Чемодан мой у них!
— Гражданин Габриелян! Сколько же можно?
А он лишь наливает по новой. Счастливый сон!
Наконец вынырнул, как из воды, тяжело. Тут как раз очень глухо. Уши заложило? Вплотную оказалось лицо Риммы, которая говорила напряженно, но тихо:
— Ну, что делаем?!
— Должны же нас как-то учесть. Что мы опоздали совсем на чуть. Должны нас куда-то посадить! — заговорил я.
— Куда? — усмехнулась Римма. — Да-а! — словно впервые вглядывалась в мое лицо. — Не держишь ты хардовых ситуаций! Совсем!
Тут рядом с нами оказалась мулатка и куда-то нас повела. Я, кстати, полностью оклемался.
— Ты учти! — сказал я Римме. — В жизни моей не было еще ни одного прокола! И не будет! И никому ты такого не посылай! — кивнул на ее телефончик.
— Ну дай бог! — сказала она.
— Наверное, будет какой-то штраф за опоздание, — предположил я. — Что-то такое я слышал. Надеюсь, небольшой.
— Да?
Мулатка подвела нас к желтой стойке, и там я увидел настоящую красавицу. Наконец-то!
— Давай твой посадочный талон! Быстро! — шепнул Римме я.
Красавица, поглядев на талоны, почему-то вернула их. С улыбкой что-то заговорила, и я разобрал лишь «нью тикетс».
— Вроде новые билеты хочет нам дать! — пояснил я Римме и обратился к красавице, улыбаясь не менее ослепительно, чем она. — Хау мач?
Она, видимо, не надеясь на мой английский, нарисовала шариковой ручкой «491».
— Фо ту тикетс? — выговорил я.
— Фо уан, — ослепительно улыбнулась она. И нарисовала всю сумму — «982».
Так. Все мои сбережения на черный день, который теперь уже не наступит, потому что не доживу. О новых зубах мечтал. Забудь! С этими ляжешь.