Больше всего на мое воспитание повлияли встреченные мною по жизни богатыри — брать пример нужно только с них, и я брал.
В начале писательского моего поприща надо мной взял шефство писатель по имени Михаил (фамилию его раскрывать на всякий случай не будем). Он рассказывал, что в начале жизни был водолазом, потом окончил спецшколу и был разведчиком, личным референтом китайского маршала Чжу Дэ, имеет в Японии внебрачного сына-миллионера от знаменитой манекенщицы и что и сейчас его могут вызвать для весьма щепетильных международных дел. Однажды, исчезнув на неделю, он вернулся хмурый и озабоченный и сказал, что улаживал конфликт на Амуре, на спорном острове Даманском, из-за которого, если кто помнит, возникли у нас столкновения с китайцами.
— Ну и как? Всё уладил? — с некоторым недоверием спрашивали мы его.
Поскольку он был сочинитель и книжки сочинял именно в этом духе, сомнения были.
— К сожалению, не всё, — хмуро отвечал он.
Если бы он врал, то зачем же так скромно?
Несколько его богатырских деяний, пусть и не таких масштабных, я наблюдал собственными глазами. Мы были в туристской поездке в Индии. Сильно выпив, он потерял паспорт, причем перед самым вылетом. Но индийцы как-то его выпустили: зачем им, индийцам, русский богатырь? Но как встретит его суровая родина? Год-то был тысяча девятьсот восьмидесятый! Михаил был абсолютно спокоен и, еще чуть выпив, мирно заснул. А пока он спал, — в небесах разыгралось нечто немыслимое — торнадо, ураган, турбулентность... Всё! В результате нас посадили на внутренний аэродром, с которого тогда за рубеж не летали, и, соответственно, пограничников там не было. Михаил очухался, глянул в иллюминатор и сказал: «Ты понял, какие у меня связи?»
Однажды мы, выйдя из Дома писателей, который был тогда на берегу Невы во дворце, разгоряченные спорами и не только, забыли сесть на трамвай и с бешеной скоростью двигались через Литейный мост. Спор наш был на модную в то десятилетие тему: продажны советские писатели или нет?
Спор наш достиг пика как раз на середине моста. Михаил вдруг встал и застыл, как памятник самому себе.
— Так вот! — торжественно произнес он. — Советские писатели не продажны!
И в доказательство — столь спорный тезис требовал сильных доказательств — он вдруг сорвал с огромной своей лысой головы шикарную мохнатую кепку и запустил ее с моста!
Я с восторгом и ужасом следил за ее полетом над широкой бушующей Невой. Столь сильный ход, хотя бы и временно, меня убедил.
В другой раз он меня не только убедил, но и спас. Три дня и три ночи меня не было дома, и я сильно колебался, надо ли мне туда идти. Как бездомный, я шатался по Невскому. Жизнь моя в тот вечер могла свихнуться навсегда. И на самом краю отчаяния я понял: спасти меня может только он... Если только он у себя! Место он занимал довольно видное — он был ответственным секретарем одного журнала, и кабинет его эркером нависал над Невским, в самом начале, и когда там горел свет (он часто задерживался допоздна), он походил на капитана в рубке над бушующим морем. Есть! Я сумел урвать бутыль коньяка и явился к нему. Я пришел к нему жалким, раздавленным, заблудившимся, а вышел сильным и уверенным.
— Иди домой. И совершенно спокойно! — заговорил он, как только мы выпили. — Никогда не представай перед своей бабой жалким. Только абсолютно уверенным. Ей же лучше!.. Собака у тебя есть? Сразу же возьми на поводок и гуляй! И потом на вопрос, где был, отвечай удивленно: «Где! С собакой гулял!»
И с тех пор семья моя — бетон! Во всяком случае, иные мнения пресекаются.
Умер он в конце девяностых, когда писательское сообщество было уже расколото, — но на его похороны пришли все: сила духа и лихость нравятся всем.
Опомнился, лишь закончив писать, и с ужасом огляделся. Да еще все это в синем свете коридорных ламп! А вдруг это — навсегда? Борисыч, похоже, коллекционирует полезных клиентов... Оборвать этот ход событий, как-то бежать? Но будет в этом какая-то смазанность, незаконченность... Не профессионализм.
Глава 5
Наряды я чуть не проспал: без всякого снотворного вырубился где-то в три ночи, в половине восьмого разбудили, накормили кашей, внизу — обмундировали, прикинули робу.
— Вот эту, что ли, бери? — сказал бригадир. — Умер недавно.
— Как умер? Я думал, тут другие задачи.
— У нас всякое тут есть. Оделся? Выходи! Тебя кто берет?
— Валера.
— А! — вроде бы уважительно.
Я вышел из ворот — и задохнулся простором. Красота! Дали!