— Мир честной компании, — заговорил Валера. — Представляю: мой тезка и надежный друг. Сосед мой по городскому дому. И, кстати, сын Георгия Ивановича Попова, бывшего хозяина этих мест.
— Так знаем! — сказал мужик с седой челкой и крестом на груди. — Его рожь до сих пор нас кормит! Видел я вашего батюшку, когда еще маленьким был. Орел-мужчина!
— Тогда, может, и мы с вами знакомы? — вступил я (молчать было бы как-то туповато). — Я тогда тоже маленький был.
— Нет, — сказал он, загадочно улыбаясь.
— Почему?
— Воскресенские мы!
— А. Точно! — обрадовался я. — А суйдинские с воскресенскими непримиримые были, постоянно дрались в клубе до крови... уже не знаю почему.
— Точно! — сверкнул глазами седой.
— Ну, за мир! — поднял рюмку Валера, который, похоже, ценился тут как находчивый тамада, и все радостно зачокались: хороший повод для выпивки.
— А вот отца моего вы, возможно, знали: он в воскресенской церкви батюшкой был.
— К стыду своему, нет.
— А вот ваш батюшка заходил! — укоризненно проговорил седой.
— А вы теперь кто? — спросил я.
Выпитое уже слегка меня «повело».
— А теперь я — батюшка! — засмеялся седой.
— Ну, за батюшек! И за твоего тоже! — Валера чокнулся первым со мной...
Уважает! Отлично он «держал стол». Мастер! И все покатилось, поскакало.
— Ну, угощайтесь нашим, — говорил человек с большим носом и маленькими глазками. — Все местное! — почему-то подчеркнул. Именно он потом оказался, к моему удивлению, хозяином пуленепробиваемого броневичка. — Вот облепиховая настоечка, весьма полезная, клюквенный морс.
— А вот он теперь зато, — Валера указал на меня, — главный летописец нашего края! Отличную книгу про отца своего написал. Называется «Комар живой»! Ну давай, Георгич, за тебя!
Все полезли чокаться, некоторые даже обниматься. Вот оно, счастье!.. Да, для пациента сумасшедшего дома я провожу время неплохо.
— Валера! — закричал большеносый. — Если летописец — так расскажи ему, как ты с печенегами воевал.
— Ну... не все слышали? — Валера оглядел присутствующих.
— Не все! Не все!
— Так слушайте. Тут наехали на мой бизнес печенеги... с южных гор. Сначала вежливо дома навещали, Марине букеты дарили, в дружбе клялись. Потом все уверенней тема зазвучала, что бизнес этот, который я унаследовал, на самом деле является их исконным, народным... Но тут-то проживает другой народ!.. При этом когда я гостеприимно приглашал их пройтись, ознакомиться с технологией нашего промысла — сразу носы свои орлиные воротили... Западло им!
— Ну ясно! Просто перепродать хотели! — большеносый вскричал.
— Точно! Они только это и могут! — загудел народ.
— И так поперли, что пришлось военно-морскую стрелку им забивать.
— А почему морскую? — как летописец, уточнил я.
— А потому что на мосту через речку Сяглицу, — сказал мне седой.
— Ну и вот. Встретились войска. У каждого из них — пиджак топорщится, ясно из-за чего. А у нас из оружия — только наш... огнемет! Который и сейчас у крыльца меня ждет. Но заряженный! А они, надо сказать, неудачно оделись — кто в белом костюме, кто в розовом. Туфли в дырочках, с загнутыми носами. Не рассчитали! И только я на них хобот навел, полный уже содержимого — дрогнули и побежали! Они к тому же блатные все. Параша для них хуже смерти. А когда она еще с хоботом наперевес гонится за ними по полям — это выше их разума! Гнали их до самых границ Ленинградской области! — Валера закончил.
— Обращайся, Валера! У нас и паровой каток есть! — сказал самый молодой и крепкий, и предложение его было встречено с одобрением.
— Ну, за нашу победу! — поднял тост большеносый (похоже, он тут главный). — И чтобы враг никогда не ступал на нашу землю! И чтобы наш край никогда не был крайним!
— Они мне бабки предлагали, в евро! — с презрением Валера сказал. — А нахрен мне евро? Я в этой стране живу.
— Верно! — большеносый воскликнул, и рюмки зазвенели. — За наш рубль!
Единогласно выпили. При том что я уверен, что евро у Валеры есть... Ну и у меня есть. Но главное же не это!
— Ну все, мыться, мыться! — народ загудел.