Он сделал несколько равномерных вздохов — так доктор советовал поступать, когда предметный мир становится слишком отчетливым и вещи окружают пациента со всех сторон, грозя раздавить.
— Сюда, ты уверена? — уточнил он.
— Уже поздно, какая разница, — ответила Эллен. — Завтра подыщем что-нибудь получше.
Он мог бы остановить ее, попытаться объяснить, но на лице жены, полуобернувшейся к нему в дверях, в легком наклоне ее головы Пол читал зарождавшуюся тревогу. Она-то надеялась разглядеть признаки улучшения, убедиться, что путешествие пошло на пользу. В ближайшие дни нужно получить свободу, остаться одному. Если сейчас Эллен чересчур обеспокоится, она откажется идти в библиотеку без него. Итак, впервые за много месяцев Пол сумел обдумать некое практическое соображение, соотнести цель и средства.
— Хорошо, — согласился он и последовал за женой.
Засохшие лужицы кофе и кристаллики соли на клетчатой красно-белой клеенке стола заставили Пола вжаться в спинку стула; ускользая от этих пятен, он перевел взгляд на другой столик и увидел старуху с обрюзгшим лицом — из-за цвета кожи оно напоминало чересчур бледную луну. Присев за столик возле кухни, она прихлебывала из кружки чай. На мгновение их взгляды встретились, ни тот, ни другая не отвели глаза. Они глядели друг на друга в упор, безо всякого выражения, неведомым образом признав друг друга, точно шпионы, почуявшие собратьев в комнате, полной гражданских. Старуха кивнула, слегка улыбнулась, отвернулась.
Подошла официантка, Эллен сделала заказ. Пауза. Пол вновь перечитывает рецепт сэндвича с курятиной. Из динамиков доносится громкое воркование «Братьев Дуби» [ « The Doobie Brothers » — калифорнийская софт-рок-группа, популярная в 1970-е годы ].
Время не движется.
— Пол, ты что-нибудь выбрал?
Он глядит Эллен в лицо, жена слегка приподнимает брови — признак тревоги, знакомый Полу с тех пор, как впервые его настигла депрессия; это случилось за год до свадьбы, когда безо всякой на то причины рухнула вера в разумные основания мира и стало непонятно, зачем человеку есть или работать. Тогда Эллен каждый день являлась к нему домой со своими книгами, болтовней, новостями, такая терпеливая, любящая. Как она решилась выйти за него замуж после того, чему была свидетелем? Теперь Пол не сомневался, что Эллен совершила ошибку, он мог убедиться в этом прямо сию минуту, видя сжатые губы, напряженный взгляд, наблюдая, как привязанность и привычка борются с постоянным разочарованием. Он — цепь, камень на ее шее. Сколько бы она ни билась, он и ее утащит за собой. Здесь, вдали от дома, вдали от тавтологии пустых будней, в этом чужом месте он с еще большей отчетливостью сознавал свое положение.
Официантка таращится на него.
— Дорогой! Что ты закажешь? — спрашивает Эллен, стараясь, чтобы раздражение, накопившееся после долгой поездки, не прорвалось в ее голосе.
Молчание затягивается.
— Он возьмет сэндвич с курицей, — решает наконец Эллен.
В гостинице он долго торчит в ванной перед зеркалом, вспоминая, что привело его сюда. Электрический свет ровно расстилается по белому фарфору умывальника. От окна дует прохладный ветерок, холодит босые ноги. На раструбе крана вздувается капля.
Из спальни доносится голос Эллен. Она что-то рассказывает о своей подруге по университету, у которой тоже не было постоянной ставки, а теперь ее и вовсе «ушли». Потом еще что-то о курсах, где не хватает студентов. Жена задает вопрос, но какой — он не разобрал. Попытался сложить в цельную фразу услышанные слова, но ничего не получилось.
— С тобой все в порядке?
Разжав кулак, Пол видит таблетку, которую ему предписано принять. Она уже оплыла в потной ладони.
Десять, двадцать раз он сидел на кушетке в кабинете психиатра и отвечал все на те же вопросы: как он спит и интересуется ли сексом, как он ест и откуда это отчаяние, и кивал: да, был у него дядя и одна из бабушек, теперь, оглядываясь на прошлое, он понимает, что они были чересчур несчастны, да, его родители развелись, мать неизменно выпивала рюмку-другую перед обедом, нет, он не слышит посторонние голоса и не верит, будто против него сплели заговор. В конце каждого сеанса доктор что-то быстро бормотал насчет новой комбинации лекарств, которую им следует испробовать, сперва, возможно, это средство вызовет дурноту, ил w усталость, или повышенную тревожность. Годами он следовал этим рецептам, на какое-то время вновь начинал чувствовать себя живым, но потом угнетенность возвращалась. Эллен отыскивала другого врача, получше. Снова приходилось отвечать на вопросы. Что касается лекарств — в их действенности Пол всегда сомневался. Как бы ему ни объясняли его состояние с медицинской точки зрения, он не мог до конца избавиться от догадки, что в его страданиях скрыт некий смысл. Что, если пульсирующая конкретность материального мира — не искажение, а реальность, надо лишь иметь глаза, чтобы видеть? Нет, говорили ему, это романтика, опасно цепляться за подобные мысли, а уж человеку с душевным заболеванием и вовсе противопоказано. Может, так оно и есть, но его гораздо больше страшила пустота иной гипотезы: неужто большая часть его души — ненужный придаток, вроде слепой кишки?