Но у этой истории есть еще одна сторона, и над ней нам следует задуматься: кто же занимается подобными делами? Кто сочиняет такие небылицы? Этот человек определенно живет здесь, в этом нам надо отдавать себе отчет. Но он затаился и добровольно себя не раскроет. Они боятся дневного света — клеветники и пасквилянты. Да, именно, вот оно, это слово — пасквилянты.
Мы должны найти этого пасквилянта, чтобы он не мог больше изрыгать свой яд на этот город, на наш город. Но действовать нужно осторожно и умно, а ума вам не занимать стать. Мы выведем его из себя, а что говорит Иов: «Глупца убивает гневливость, и несмысленного губит раздражительность».
Мы будем действовать всеми доступными, но, конечно же, демократическими способами, чтобы выяснить, кто этот человек. А потом извлечем его на свет божий, вытащим из норы, и пусть народ судит его, ибо сила наша в народе, в молчаливом большинстве. Народ сам вынесет заслуженный приговор этому исчадию тьмы. Сам я, правда, сразу же заподозрил одно лицо. Но не будем торопиться, подождем. Главное — не делать опрометчивых шагов.
Однако, уважаемые друзья, хотя я надолго задержался на этой стороне дела, я все же хотел поговорить в первую очередь о дружбе. Я… поставь кофе на стол у окна, Дуна. Спасибо.
Итак.
Вот что я хотел сказать.
Никогда раньше я не ощущал с такой отчетливостью, как только что, во время речи Преподобия, а затем во время ваших выступлений, что я живу здесь. Здесь я и хочу жить. Я хочу жить здесь все время, пока у вас будет желание пользоваться моими силами и моим скромным вес… моей гирей на чаше весов свободы и инициативы, характерных для вас, свободных индивидов. И хотя может статься, что вы пошлете меня в альтинг, в Рейкьявик, душа моя всегда пребудет здесь, в этом городе, здесь, с вами. Там вдали, на юге, я буду с той же энергией, что и здесь, стараться по мере сил быть полезным нашим местам.
Это все, что у меня было на душе.
Благодарю вас, друзья мои.
Пейте кофе. Хворост жарила моя жена. А если за кофе вас станет томить безделье, можете просмотреть отчетность, ха-ха!
ОДИН ВОПРОС
Кто такой Йоуи На Деревяшках?
Сведений о нем мало. Известно, правда, что полное его имя Йоуханн Йоунссон и что он брат Йоуна, отца Вальгердюр Йоунсдоухтир, жены Пьетюра Каурасона. Родом братья из Западных фьордов[10].
Йоуханн Йоунссон переехал в Город вместе с братом и его женой. Было ему тогда восемнадцать лет, брату — двадцать. Йоуханн прожил всю жизнь холостяком, и, насколько известно, детей на стороне у него тоже не было.
Много лет Йоуханн проплавал судовым механиком. Зимой он обычно работал в рыбацких селениях на юге страны, а в летние месяцы выходил с братом из Города в море на открытом боте.
Когда Йоуханну шел четвертый десяток и он по обыкновению плавал на траулерах на юге Исландии, произошел несчастный случай, в результате которого он лишился обеих ног ниже колена. После этого он стал работать механиком на холодильнике Рыбопромысловой компании.
Йоуханн невысок ростом и широкоплеч. Шея у него толстая, в руках невероятная сила. Волосы рыжие, под густыми бровями живые, быстрые глаза. Лицо словно испещрено руническими знаками. Ходит он медленно, с костылем и палкой. По натуре замкнут и нелюдим.
Имущества у Йоуханна, похоже, было немного: видавший виды «москвич» да обшитый гофрированным железом одноэтажный дом на бетонном фундаменте и с высокой крышей. В Городе поговаривали, что у него куча денег: ведь он не пьет, не курит, не знается с женщинами и, стало быть, нет у него обычных мужских расходов.
XIX
В этот день Элин Сигюрдардоухтир взяла себе с обеда отгул.
Они шли по Главной улице — она и ее Оулавюр Йоунссон, качая сплетенными руками, слегка ссутулившиеся, смущенные. У витрины «Цветов и ювелирных изделий» они надолго задержались: разглядывали, тыкали пальцами, размахивали руками, улыбались, снова тыкали и смеялись.
А по ту сторону витрины стояла Эрдла, глядела на парочку на улице, и груди у нее колыхались, как буи при волнении на море. Однако, когда Элла Толстуха и Оули Кошелек вошли в магазин, она перестала смеяться и груди ее уподобились буям при легкой зыби.