— А что же, интересно? — спрашивает хозяйка дома и с ложечкой у рта косится на девицу, залившуюся краской.
— Да уж написано кое-что, — отвечает Сигюрдюр, с шумом всасывая суп. — А кровяной колбаски у нас нет?
— К сожалению, милый. Кончилась.
— Ладно. — Сигюрдюр продолжает шумно хлебать.
— Есть ливерная. Хочешь?
— Нет. Там и про тебя говорится, — продолжает он и смотрит на жену. — И, надо сказать, написано все как есть. Вот такие дела. Хочу вас предупредить: на следующей неделе эта книжка попадет к здешней публике.
— Понятно, — равнодушно отвечает хозяйка. — Мне хотелось бы, милый, полистать ее. Где она у тебя?
— На работе. — Сигюрдюр стучит ложкой по тарелке. — Там и останется.
— Почему? — спрашивает супруга, глядя в глаза мужу.
— Ни к чему она здесь. И в библиотеку тоже не попадет.
— Ясно, — кивает хозяйка. — Ты, кажется, говорил, что пригласил автора сюда на работу. В библиотеку, не так ли?
— Это была ошибка, — признается Сигюрдюр и встает. — Когда я приглашал его, я не знал о книжке.
— Вот оно что. — Хозяйка пытается зевком скрыть улыбку. — И что ты собираешься делать?
— Что делать? А что тут сделаешь? — отвечает Сигюрдюр Сигюрдарсон, удаляясь от стола и поглаживая живот. — Дело сделано, придется расхлебывать. Да, между прочим, ужинать дома не буду. Дуна приготовит мне что-нибудь перекусить. У меня совещание в городе.
— Хорошо. Делай, милый, как тебе удобнее, — говорит кухарка. — А ты, йомфру Бьяднхейдюр, ты как, придешь ужинать?
— Я-то? — переспрашивает девица, возвращаясь к действительности. — Нет, едва ли. — Она встает. — Спасибо.
— На здоровье. — Хозяйка изображает подобие улыбки. — А кофе? — вспомнив, спрашивает она. — Кофе пить придете?
— Нет, — уже в дверях отвечает Сигюрдюр. — Я нет. Скорее всего, вернусь поздно.
— Хорошо, милый. — Хозяйка переводит взгляд на девицу, направляющуюся к себе на первый этаж. Та качает головой. Хозяйка остается одна.
Разговор по телефону.
Принимаются за работу бытовые приборы в образе безликой хозяйки дома: на кухне машина моет посуду, в комнатах и коридорах жужжит пылесос, тряпка стирает пыль со статуэток и безделушек.
IV
— Ей-богу, сущая правда, — сказал разделочник и всадил нож в стол. — Вряд ли она фригидна, баба эта. Ну, давайте кофе пить.
— Значит, по-твоему, Страус с ней это сделал? — спросил подросток, выдирая внутренности из последней перед перерывом на кофе рыбины.
— Уж как пить дать, милый ты мой, — вступил в разговор засольщик и сдернул через голову передник. — И не раз, и не два. Бабники они жуткие, многие из этих конторщиков, вот что я тебе скажу.
— Мало ли что пишут, не всему, молодой человек, надо верить, я так считаю, — возразил третий разделочник, воткнув нож в ящик с рыбой. — На Сигюрдюра немало напраслины возвели, и вот, пожалуйте, еще одна небылица.
— Это ж кем надо быть, чтобы сочинить такое, — проговорил подросток, направляясь в комнату, где пьют кофе. — Что Оулицейский… и что Преподобие… и что Страусова жена… и что… и что Уна…
— Язык у тебя, парень, без костей, — подал голос третий разделочник. — Ты бы прислушался к моим словам: все это вранье и чушь собачья. Не знаю я жены Сигюрдюра, но его-то знаю, и притом с очень хорошей стороны, вот что я тебе скажу. У таких людей непорядочных жен не бывает.
— Все-то ты знаешь! — воскликнул первый разделочник. — А жена заведующего сберкассой разве не бросалась на всех мужиков подряд? А брата пасторова разве не отправили в Рейкьявик за то, что он тут у нас в старых конюшнях баловался?
— Ну, было, — неохотно согласился третий разделочник, наливая кофе в крышку от термоса. — Однако…
— Какие тут, к чертовой матери, «однако», — возразил первый разделочник. — Сущая все это правда, что об этих сволочах говорят.
— Да и придумывать ничего не надо, вот что я тебе скажу, — снова заговорил засольщик и сунул в рот сладкую оладью. — Я всю жизнь прожил в Городе и, доложу тебе, много чего слышал и повидал. Подумаешь, Страус с девицей развлекается. Это что еще. Вот, к примеру, очень темная история — смерть Йоуна, брата Йоуи На Деревяшках. И его жены. Ну, ясное дело, много тогда разговоров шло, приятель, и я бы не сказал, что все сплошь вранье. И не сказал бы, что история красивая.
— А что произошло? — спросил подросток, жуя конфету.
— Об этом, приятель, лучше помалкивать, — отвечал засольщик. — Йоун политикой занимался, а я от нее держался подальше.