— Вечер добрый, Преподобие, — поздоровался старик. В руках он нес охапку глушителей. — Ветер вроде бы все еще северный.
— Вечер добрый, милый Гисли, — ответил пастор, привстав на педалях. — Брр, да, холодно.
— И это после такой-то осени! Но мы выдюжим. Не сдадимся, как раньше не сдавались.
— Безусловно. — Преподобие не слез с велосипеда. Одной ногой он упирался в, землю, другую не снял с педали.
— Может быть, Преподобию угодно навестить мою супругу? Ей, бедняжке, очень одиноко.
— В другой раз, милый Гисли. Очень тороплюсь.
— Ничего страшного не случится, если заглянешь на минутку. У старухи наверняка кофейник на огне.
— Не сейчас. Никак не могу. Еду на собрание.
— Конечно, конечно. — Гисли опустил глушители на землю. — У вашего брата, начальства, много собраний.
— Да. — Преподобие приготовился ехать дальше. — Мне пора.
— Дело терпит, Преподобие. — Гисли приблизился к пастору. — А что это за собрание такое на ночь глядя? Заседание приходской комиссии?
— Нет. Хотя вполне могло бы быть. Я собираюсь встретиться с Сигюрдюром и с Оулавюром из полиции. Такая, видишь ли, неофициальная встреча.
— Вы с Сигюрдюром по-прежнему друг за дружку держитесь. Что-нибудь стряслось?
— Очень может быть. Однако мне надо двигаться, милый Гисли. Привет жене. Скажи, что на днях загляну.
— Какая-нибудь славная историйка? — спросил старик, преграждая дорогу пастору, который уже совсем собрался катить дальше.
— Так оно и есть. И притом малоприятная. Ну, мне надо поторапливаться.
— А что такое? Расскажи, Преподобие, не таись.
— Нет времени, милый Гисли. Опаздываю.
— Незачем пороть горячку. Что приключилось-то?
— Пожалуй, нет нужды скрывать. Все равно всплывет рано или поздно, как всякая гадость и мерзость. О нас книжку написали.
— Батюшки мои! Но что же тут малоприятного?
— Не скажи, история малоприятная. О нас, жителях Города, там много вранья понаписано. Оскорблений и вранья.
— Ну и ну. Историческая работа?
— Роман.
— Тогда не так страшно. Писатели чего только не сочиняли.
— Верно. Однако шутка ли, когда публично нападают на людей и позорят их.
— Человека нельзя оболгать, ибо в конечном счете правда всегда побеждает. И ты, Преподобие, знаешь это лучше других.
— Конечно. Однако мне надо ехать.
— Ты сказал, что книжка про нас. Мы в ней названы своими настоящими именами?
— Да нет.
— А Город?
— Тоже нет, насколько я знаю.
— А не может быть, что в ней рассказывается про людей из совсем другого города?
— В ней, это точно, говорится про нас и про жизнь в этом городе, в нашем. Лганье, как я сказал.
— Сдается мне, не читал ты этой книжки.
— Не читал. Но надежные люди пересказали мне содержание, отдельные эпизоды, а «Газета» дала недавно понять, что описан в ней наш город, и притом непристойно, а уж она без причин не стала бы писать такое. Ну ладно. Я уже опоздал, милый Гисли, поеду. Мы позже об этом поговорим. С тобой и с твоей женой. Передай ей привет. Будь здоров.
— Будь здоров. — Гисли проводил взглядом пастора, поднял с земли глушители и проворчал: — Судят обо всем, как им в голову взбредет.
Преподобие быстро катил по Главной улице. В кабинет председателя Рыбопромысловой компании он вошел запыхавшись. Там его уже ждали Сигюрдюр Сигюрдарсон и Оулавюр из полиции.
— Извините, — сказал он и закрыл за собою дверь.
Сигюрдюр и Оули не ответили.
— Заговорился со старым Гисли. Никак было от него не отделаться.
Никакого ответа.
— Вы, наверное, уже начали? — спросил он, повесил плащ и шляпу и, потирая руки, направился к низкому столику, за которым в глубоком кресле с высокой спинкой сидел председатель, а на диване полицейский. Оба хранили молчание.
Пастор вопросительно хмыкнул и поочередно взглянул на коллег.
— Садись, — вдруг резко сказал председатель. — На собрания надо приходить вовремя.
— Куда? — спросил Преподобие, пропустив замечание председателя мимо ушей. — Сяду-ка я здесь, — ответил он себе и сел на диван.
— Не обязательно прижиматься ко мне, — заметил полицейский и отодвинулся.
— Ну и настроеньице у вас. — Преподобие откинулся на спинку дивана. — Больше ничего не скажу.
— Разве странно? — спросил полицейский.
— Да нет, пожалуй. Но не надо срывать злость на мне. Я-то вам ничего не сделал.
— Ты опоздал, — сказал полицейский.
— Замолчите, — оборвал их председатель, протянул назад, к письменному столу, правую руку, нащупал книжку и швырнул ее на столик. — Вот, пожалуйста. Та самая книжка.