Я кивнула, тогда он отодвинулся немного, опершись руками о стену по бокам от моего лица, и возмутился:
- Ты что себе позволяешь?! Что ты делаешь? Прилюдно позволила себе выражать так свое эмоциональное состояние! Это неприемлемо! Ты - кашиасу, или ты забыла?! - глаза его сверкали гневом, но он не кричал, хотя мне казалось, что именно кричал. - Какой ты подаешь пример тем, кого будешь в будущем вести за собой?!
Я вытаращила на него глаза и вжалась в стену. Вот это напор! От его прессинга сердце пошло погулять в область живота, однако гнев еще не прошел, и обида придала мне упрямства и сил сопротивляться давлению куратора.
- Ты не понимаешь, через что мне вчера пришлось пройти! - возразила я, назвав его тоже на ты.
Он раздраженно выдохнул, опалив меня своим горячим дыханием. Я нервно сглотнула, а сердце протестующее сжалось. Как же он близко стоял ко мне. Голова пошла кругом.
- Ты даже не представляешь, насколько я хорошо тебя понимаю! Но это не повод так всенародно позориться и унижать достоинство кашиасу, - его слова отдавались болью в виске, и снизу я услышала возмущенный возглас Забавы.
Наран покосился на нее и отодвинулся. Оказывается, моя королева пресекла его желание манипулировать мною и оказывать психологическое давление.
- Ты не имеешь право вести себя так несдержанно! - он выровнялся и презрительно опустил уголки губ.
- Я особенная, забыл?! - вырвалось почему-то у меня.
- Я вижу, - в его словах звучало лишь неодобрение.
Кожей почувствовала, что я уже достала его. Да уж, ему со мною непросто приходится. Мало того, что веду себя не как все, память потеряла, так еще залажу во все неприятности, которые только можно. Это еще притом, что в мощном контрасте выделяюсь среди окружающих меня женщин.
- Вы наказаны за неподобающее поведение и нарушение устава атконнора. Неделю будете мыть в столовой посуду после занятий, когда отправите свою королеву на покой, - опять он перешел на "вы".
Я потупила взор, пытаясь унять дрожь в коленях. Услышала взволнованный свист Забавы и поглядела в ее сочувствующие глаза. Она ощущала мои переживания очень остро. Моя рука легла на ее голову и скользнула до затылка.
- Что с тобой? - спросила она меня.
Я не ответила, посмотрела с укором на куратора, стекла по стене лифта на пол и прижалась к своей малышке, поглаживая ее по шелковистой спине. Она успокаивающе заурчала. Руки дрожали, сердце выпрыгивало из груди. Я подобрала ноги под себя. Вид у меня был, наверное, жалкий. Наран, молча, наблюдал за мной, словно ждал чего-то. Отошел к другой стене лифта. Почесал озадаченно, даже виновато, затылок. Понял, что перегнул палку. Прошелся туда-сюда. Остановился рядом.
- Успокоилась? - через несколько минут, наконец, заговорил он.
Наран протянул ладонь, чтобы помочь подняться на ноги. Уставилась на нее, как на гадюку. Не хочу прикасаться к нему! Но ноги отказывались слушаться. Пришлось воспользоваться его помощью. Быстро оказалась в стоячем, что, конечно, весьма относительно, положении. Ноги продолжали напряженно дрожать. Он вымучено улыбнулся. Как это редко бывало. Когда Наран улыбался, казалось, что все не так уж и плохо и что жизнь может наладиться. Почему он так часто был не в настроении? Что гложет этого молчаливого и мрачного человека? Был ли он когда-нибудь веселым от всего сердца? Так хотелось ему чем-то помочь. Обида начала понемногу отступать.
- Как вы себя чувствуете?
- Скверно. Словно трактором по мне проехались, - мрачно ответила я.
Он не стал спрашивать о том, что такое трактор, видимо, из деликатности, я и сама не знаю, что ему ответить. Откуда мне знать, что такое трактор? Выскочило и всё.
- Прошу этот инцидент считать исчерпанным, - его голос странно засипел.
Мой взгляд скользнул по нашим все еще соединенным рукам, и резко отпустила его. Он сделал вид, что не заметил и продолжил:
- Тогда завершим это так: за нарушение порядка в столовой вы неделю каждый день после обеда, когда у Забавы будет послеобеденный сон, будете мыть посуду.
- А как же мое обучение?
- После работы будете в библиотеке наверстывать. Не обсуждается.
Я покорно вздохнула. Тут на лекциях ничего не понимаешь, а в библиотеке тем более... однако спорить не стала. Нет смысла. Куратор нажал на панели управления лифтом четвертую и третью кнопку и лифт тронулся.
- А теперь на урок. Наказание вступает в силу с сегодняшнего дня после обеда, - открылась дверь, и он вышел. Оглянулся на застывшую меня. - Вы идете? Или будете подпирать стену лифта дальше?
Я послушно, повесив нос, пошагала за ним. Урок прошел как в тумане. Ничего не запомнила из того, что говорилось там. Это как раз был его урок, урок истории. Он в мою сторону даже не смотрел, будто меня не существует, а мои одногруппники как-то странно на меня косились. Я же сидела недвижимо, устремив взгляд вперед и ощущая состояние прострации, когда ты не знаешь, что делать и тебе совершенно не понятно, что вокруг тебя происходит. К концу урока, вроде, пришла в себя.
Перед выходом из аудитории господин куратор соизволил обратить свой ясный взор на мою грешную персону и напомнил о грядущем наказании. Тон его не терпел возражений. Зануда! Вот и думай, что чувствовать к этому человеку. Либо гнев, либо обиду, либо дрожи как зайка рядом. Внутри я понимала, что он мне нравился, но причины не видела. Мрачный циник, думающий о чем угодно, только не обо мне, это уж точно. За что же он мне понравился? И стоит ли тратить на него свои нервы? Где-то внутри я мечтала, что рядом возле меня должен быть тот, за которого я смогу спрятаться от любой стихии, жизненных перипетий, в общем, как за каменной стеной. А рядом с господином куратором я чувствовала себя не за стеной, а как на вулкане или возле колючего кустарника, который тебе гляди да и уколет. Можно ли долго так протянуть? Исцарапанной, обожженной, хочется укрыться где-то далеко и надолго. В итоге, я решила обидеться на него. И надолго.
После обеда, понурив голову, скрипя сердцем, поплелась улаживать уже сонную Забаву спать. Потом в столовую. Там меня уже ждали. Вручили форму. Переоделась и за мойку посуды. Видела того парня, но сразу же отвернулась от греха подальше. Нечего судьбу искушать. А то опять не удержусь, пойду кулаки об него чесать. Смотрю, а моя... э-э-э... атака его совсем не задела. Как с гуся вода! Даже фингала под глазом нет. А ведь я точно помню, побывал там мой кулак! Наверное, я слабо стучала. Возникла мысль о том, чтобы больше поусердствовать, но сразу же откинула ее. А то поди, еще и полы заставят мыть по всему атконнору.
Вообще в столовой установлена автомойка, но для особо провинившихся обучающихся была и раковина, где высились горы грязной посуды. С глубоким вздохом перед экзекуцией, я принялась за работу. Увлеклась. Даже понравилось. Мылю, полощу, ставлю на сушку. Снова мылю, полощу, ставлю на сушку.
- Здравствуйте, - услышала я позади несмелый голос и обернула голову назад через плечо. За спиной стоит тот самый парень, которого я мечтала отмутузить по полной программе. - Разрешите попросить у вас прощения, госпожа иата... - его взгляд хранил глубокое раскаяние.
Я полностью развернулась, да так резко, что парень отшатнулся. Думаю, испугался за свое здоровье. Напомнила себе про пол, который могла бы мыть, будь я поусерднее. Стало сразу легче проявлять самообладание.
- Разрешаю. Проси! - а сама так глазами сверкнула, что молодой человек видимо, пожалел, что решил подойти ко мне.
- Прошу, проявите ко мне милость, госпожа иата, - он почтенно склонился до самых колен.
Право! Столько усердия! Мой ты разнесчастный невезучий бедолага! Сердце сжалось в жалости, но память настойчиво напоминала о туалете, где случилось... В общем, жалость пока проиграла гневу. Выдержала паузу, дождавшись, когда тот удосужится поднять вторую половину тела в прежнее положение. Ответила:
- Хорошо, только с одним условием.
Молодой человек облегченно выровнялся.
- Каким?
- Объяснись.
- Хорошо. Тогда разрешите представиться! Марат Арто. Сын Гната и Улии Арто. Мой отец - ятгор, начальник безопасности пятого сектора.