Бесовщина какая-то. Или… скорее наоборот, совсем не бесовщина?
При первой же возможности надо наведаться в столичный храм и пообщаться с Настоятельницей, узнать, не обращала ли Великая Праматерь свой пристальный взгляд на меня и мою семью. Вдруг перевоспитание Анны, действительно, её рук дело?
И ещё нужно написать сестре, с которой мы и до её отравления почти не общались, а после и подавно. Тэрэса Аннэлия весьма радикально оборвала все связи с семьёй и своей родиной. И не могу сказать, что не понимаю её, или виню. Удивительно даже, что она всё-таки сумела вырваться из-под отцовского влияния… после всего.
– Сообщение я получил с помощью почтового футляра, – сообщаю… Анне, у неё на глазах, открывая крышку названного мною инструмента связи. Достаю оттуда свёрнутую в трубочку записку. – Это от короля.
Отхожу на пару шагов, чтобы прочесть. Краем глаза продолжая наблюдать за девушкой.
Довольно неплохо держит лицо. Но эмоции выдают её с головой. Она поражена. И заинтересована. Будто первый раз видит, как работает такое обычное в общем приспособление.
Возможно, избирательность её утерянной памяти и можно как-то объяснить…
Но слишком уж многие объяснения приходится притягивать за уши.
Что-то тут не так. Пора разобраться, что именно.
И вплотную заняться расследованием случившегося с ней.
Но сначала дела во дворце и встреча с отцом. Подозреваю, что в очередной раз услышу много нелестного в свой адрес после того, как препоручил переговоры с босварийцами Грегориашу и вернулся в Эрсалину. Покушение на жену для короля Гельмута недостаточно веский аргумент.
Тон краткой записки весьма откровенно намекает на то, что его величество изволят гневаться на своего наследника.
Впрочем… мне не привыкать.
– Я должен идти, – поднимаю взгляд на Анну. – Настоятельно рекомендую тебе побыть сегодня в наших покоях, и не показываться лишний раз никому на глаза. Пока я не знаю, кто пытался тебя убить, чем меньше людей тебя увидит и узнает, что ты находишься здесь, тем лучше. Отдыхай и набирайся сил.
Пока я не понимаю, что происходит, лучше бы её вообще запереть. И ограничить общение с домочадцами и слугами. Угрозы я от неё не чувствую, но ставить на это безопасность моих дочерей я точно не стану.
Но закрывать тоже не вариант. Не нужно давать ей повод насторожиться. Приставлю лучше Рэйма наблюдать за моей непонятной жёнушкой. Сделает один неверный шаг и будет сидеть взаперти до выяснения обстоятельств.
– Хорошо, – кивает немного расстроенно. – Могу я тогда… попросить Бригитту принести мне что-то почитать? Чтобы скоротать время.
Хм. Какая приятная покладистость. А до этого рассудительность и страстность. Она вся будто под меня сделана. И теперь это выглядит слишком уж подозрительно.
– Конечно, – киваю. – До вечера, Анна.
Рэйм моему приказу не удивился. Ему моя супруга вчера тоже показалась странной и не похожей на саму себя. А ещё ему показалось, что она соврала, когда говорила о потере памяти.
Интересное наблюдение.
Рэйм, будучи моим дальним родственником по материнской линии, обладает лишь слабо выраженным даром эмпатии. Эмоции он чувствует далеко не так явно и многогранно, как я, и только направленные на него лично. Но ложь улавливает намного лучше. Его не сбивают с толку лишние ощущения.
А ведь мне она прямо об этом не заявляла. Скорее подстраивалась под то, что слышит, периодически сбивая меня с толку.
И у неё это отлично получалось.
Подозрительно всё это.
Дорога во дворец пролетает за деловой перепиской с моим секретарём и изучением докладов ищеек Рэйма. В том, что Анна провела столько времени у своей дуэньи, ничего удивительного не было. Эта старая карга имеет, или имела, слишком большое влияние на мою жену.
Но вот странное дело, никто не знает, где её высочество находилась целый час перед тем, как отправиться в гости к почтенной данне. Служанки утверждают, что в личных покоях принцессы в это время не было. А стража не видела мою супругу в саду, где она собиралась гулять.
Надо допросить всю смену стражников, которая дежурила в это время во дворце, и выяснить, где её носило целый час.
Прибыв во дворец, я, игнорируя приветствия встречных придворных и вельмож, сразу же направляюсь к отцу в кабинет. В приёмной приветственно киваю седому, длинному и прямому, как жердь, Гийому, секретарю его величества короля Гельмута. И увидев ответный кивок и выразительный взгляд на дверь, означающий, что меня ждут, сразу же захожу в кабинет. Отработанным с детства усилием воли полностью и наглухо закрывая своё эмпатическое восприятие.