— Ну, ладно, пусть будет по-твоему, — уступила она, чувствуя, как забилось сердце. — Но у меня есть одно условие.
По его сияющему взгляду Патрисия поняла, что теперь он может позволить себе великодушие, поскольку достиг всего, чего хотел.
— Готов его выслушать.
— Я не хочу, чтобы Хелен Монтрей переезжала сюда. Особенно, — Пат облизала запекшиеся губы, — … чтобы эта особа спала здесь. — С тобой, могла бы добавить она.
Девушка не любила Хелен, но была достаточно воспитана, чтобы терпеть присутствие этой женщины ради дела. Пат старалась не задавать себе вопрос, почему не допускала даже мысли, что Рон и его секретарша будут жить вместе. Это не ревность, успокоила она себя. Чтобы ревновать, нужно все еще любить Рона, а это совсем не так. Она просто… что?
Едва ли стоило демонстрировать высоконравственные позиции и высказывать неодобрение по поводу того, что какие-то люди будут спать вместе. По телу Пат пробежала дрожь. А разве она одобряет? Ладно, пусть это будет… плохим примером для Элис…
Циничное выражение лица Рона заставило ее задуматься, насколько точно он прочитал чужие мысли.
— У мисс Монтрей есть собственный дом, и она будет продолжать заниматься делами в Филадельфии, — заверил Рон. — Это не противоречит твоему условию?
— Думаю, нет. — Пат вдруг почувствовала, как в ней нарастает паника. На что она согласилась, черт возьми? Открыла было рот, чтобы отказать, но Рон опередил ее.
— Ну, тогда все решено. Я вернусь завтра, первым делом надо перевезти вещи.
Глава 4
Рассел ехал в сплошном потоке машин в Филадельфию, где его ожидала масса работы. Он задержался в Сквонегале дольше, чем намеревался, и сегодня ему придется работать допоздна.
Но это лучше, чем возвращаться в пустую квартиру над его офисом. Поселиться в старом доме на берегу залива Делавэр было намного привлекательнее.
Он все еще не мог отвыкнуть от езды по левой стороне, как в Лондоне, и ему приходилось концентрировать все внимание, чтобы избежать досадных ошибок. Однако это не мешало думать о том, что можно сделать со старым домом.
Главным камнем преткновения являлась прекрасная хозяйка маленького поместья. Рональд не ожидал таких эмоций, нахлынувших на него, когда вновь увидел Патрисию Стронг. Считал, что они расстались навсегда. Ведь только так и должно быть! Вероятно, это были обрывки сохранившихся воспоминаний, заставившие его отшатнуться как от удара при встрече с Пат в том нелепом строении, которое она называла «Лонг Стронг».
Стены этого непрочного сооружения казались рамой картины с изображением девушки. Приятно отметить, что она по-прежнему носила ту же прическу: мягкие, без искусственной завивки волосы красивыми прядями обрамляли классические черты прекрасного лица.
Она показалась даже изящнее, чем запомнилась. Он мог бы обхватить ее талию пальцами так же легко, как брал свой любимый кларнет. И, если быть до конца честным, мог бы, вероятно, виртуозно сыграть на живом инструменте, хотя музыка та совсем иного рода.
Вспомнив причину их разрыва, он заметил в зеркале заднего обзора, как помрачнело его лицо. Упрямица до сих пор не могла понять его одержимости в отношении дорожной аварии. Но ее не было с ним в тот день, много лет назад, когда он увидел в вечерних новостях фотографию покореженной машины родителей, их тела, накрытые простынями. Затем камеру направили на полицейского, допрашивающего явно пьяного и плачущего от раскаяния человека. Вряд ли его сожаления были теперь нужны отцу и матери.
Было упомянуто, что имена погибших не сообщат до тех пор, пока не уведомят семью. С болью и горечью Рон понял, что это касается его. Так, в четырнадцать лет, он остался единственным членом не существующей больше семьи.
Все их планы рухнули. Отцу не суждено было ездить с сыном на гастроли, когда он станет знаменитым музыкантом. Матери не довелось сидеть в первом ряду во время его дебюта в Карнеги Холл. Вся любовь, вся поддержка, которые он чувствовал в детстве, исчезли, уничтоженные идиотом, слишком пьяным, чтобы понять, причиной какой трагедии стало пристрастие к алкоголю.