— Все типы гриппа исключаются, — Форман показал результаты анализов, — это что-то другое.
— Это не ротавирус, — подала, наконец, голос Тринадцать, — не реагирует на интерферон и не обнаруживается в слюне.
— Браво, ты сама догадалась? Мало, — Хаус обернулся; от дверей приемного отделения донеслось «Зараженный!». В это же время раздался звонок внутреннего телефона.
— Хаус, — сказала срывающимся голосом Лиза Кадди, — еще двое умерли.
Тело, лежащее перед Хаусом на столе, принадлежало одной из Колби. Он внимательно осмотрел его, затем сделал знак Чейзу. Все присутствующие были облачены в противочумные костюмы, и каждое движение фиксировалось минимум на три камеры видеонаблюдения. Однако Грегори Хауса это, казалось, не смущало: его поведение от пристального внимания ничуть не переменилось.
— Симптомы напоминают первично инфицированного, — занес в протокол Тауб, — смерть наступила в результате остановки сердца, — он поднял глаза на Хауса, — через пять часов после первого чиха.
— Это не Эбола, не лихорадка Марбурга, нет признаков поражения почек, — констатировал Чейз, — и кровоизлияния наблюдаются только в плевральной полости и в перикарде. В легких жидкость, масса увеличена примерно в полтора-два раза.
— А где Тринадцать, когда она мне так нужна? — Хаус оглянулся. Тауб пожал плечами:
— Ее тошнит, так что придется работать без нее.
Хаус бросил на Формана быстрый и внимательный взгляд. Тот ничем не выдал своих переживаний.
— Тошнота входит в список жалоб пациентов? — громко поинтересовался Грег у Чейза. Хирург отрицательно замотал головой: «Нет. Не наблюдается ни у одного». Хаус удовлетворенно кивнул:
— Я всегда говорил, что Кадди надо сменить поставщика продуктов для столовой. Работаем!
Как и предполагал Хаус, смерть мистера Феминиста наступила в результате осложнений неизвестного заболевания, протекавшего практически бессимптомно: лечение аллергии всегда проводится с подавлением иммунитета, и потому признаки развивались столь внезапно. Однако у его дочери аллергии не было, а причина смерти была все та же. Если бы у Хауса была возможность несколько дней провести в исследованиях зараженных, он мог бы дать гарантию на обнаружение причин эпидемии, однако у него могло не оказаться и нескольких часов. На полное исследование крови погибших ушло бы от недели до месяца, и результатов не мог обещать никто.
Хаус не отчаивался; его подстегивал азарт. Выйдя из анатомического зала, он прямиком отправился в кабинет Кадди, однако здесь его ждал неприятный сюрприз: все коридоры были разделены прозрачными пластиковыми занавесями, а в кабинете никого не было, за исключением нескольких военных медиков, исследующих пол и потолки с ультрафиолетовыми лампами.
— Извините, сэр, вам туда нельзя, — остановил его молодой человек в военной форме.
Хаус не подал виду, что взволнован.
— Где доктор Кадди? — спросил он, не изощряясь в остроумии. Солдат опять покачал головой.
— Не могу ответить, сэр.
Хаус подошел ближе.
— Где она? — спросил он тихо, и на лбу у солдата выступили крупные капли пота. Этот уставший, озлобленный на весь мир мужчина с тростью не был бы серьезным противником, если бы не ледяной огонь в глубине его глаз. Молодой человек вдруг осознал, что он, даже со своим блестящим начищенным автоматом против Хауса совершенно беспомощен. Надо было выпутываться или звать на помощь
— Я… — сглотнул он, и волевым усилием заставил себя вновь стать неприступным стражем, — не имею права доложить вам, сэр.
Перед глазами Грега упала кровавая пелена. Он был в аффекте, и не успел этого осознать. Недолго думая, Хаус замахнулся — и впечатал ни в чем не виноватому солдату кулак точно между глаз.
— Эпидемия идиотизма, передается неизвестным образом, — Уилсон схватился за голову, — я не понимаю, как ты мог…
— Я думал, она больна, — Хаус был мрачен и выглядел подавленным, но способность мыслить трезво и язвить к нему уже вернулась — думал, ее увезли в подземную лабораторию, и проводят опыты по превращению в кровожадного мутанта-зомби. Ты что, не смотрел фильмы Ромеро?
Уилсон протяжно застонал, и в этот миг дверь распахнулась — вошел полковник Бирн. Джеймс вскочил на ноги и замер, почти как новобранец на параде. Хаус не сделал ни одного движения.
— Доктор Хаус, должен вам сказать, что у вас неплохо поставлен удар, — холодно заметил полковник, — исключительно из уважения к просьбе доктора Кадди и сложности ситуации я не стану вас брать под арест. Вы выяснили, что это за болезнь?
— Уберите отсюда ваших людей, — вместо ответа заявил Хаус, — выведите их из госпиталя и не мешайте мне работать.
Полковник смотрел на доктора Хауса с нескрываемым презрением. Это чувство можно было бы назвать взаимным.
— Безопасность требует ужесточение карантина и принятия особых мер, — обращаясь к Хаусу, как к умственно отсталому, медленно проговорил Бирн, — возможно, следующим приказом будет стрелять в каждого, кто даже просто подойдет без разрешения к кордонным заграждениям. Вы можете гарантировать, что послезавтра эта болезнь не распространится на соседние штаты, а затем не превратится в пандемию?
Хаус стукнул тростью об пол.
— Просто выведите людей из госпиталя, — повторил он, стараясь изо всех сил удержаться от грубости, — они мешают мне работать. Можете разворачивать филиал Пентагона, где вам угодно, но не в этой больнице!
— Мы можем оцепить Принстон Плейсборо снаружи, нет никакой разницы, — безразлично ответил полковник, и Уилсон нервно забарабанил пальцами по столу, — назовите нам возбудителя болезни и меры профилактики в течение двадцати четырех часов, или нам придется ужесточить карантин, и ввести во всем штате Нью-Джерси чрезвычайное положение. И, доктор Хаус… — Бирн кивнул в сторону приемной, — доктор Кадди расположилась временно в вашем кабинете.
Хаус с едва уловимым удовольствием наблюдал, как один за другим солдаты покидают больницу, чтобы расположиться под окнами госпиталя в наспех поставленном полевом лагере. Он никогда не любил военных. Их муштра, дисциплина, приверженность традициям и догмам претили самой сути Грегори Хауса. И теперь к списку причин для нелюбви добавилось еще несколько десятков: в частности, они изъяли все вишневые леденцы, весь бекон, и не оставили после себя ничего, кроме полного разгрома.
«Что ж, — про себя возликовал Хаус, мечтая о крепком кофе и парочке свиных отбивных, — по крайней мере, теперь они не будут мне мешать. Обнадеживает!». С воодушевленным лицом он вошел в свой кабинет. Сейчас здесь было тесновато.
— Нашу больницу показывали с вертолета по телевизору, — Тауб пощелкал пультом, — а теперь у нас нет никакой связи с внешним миром. И эта изоляция надолго. Вы слышали — они уже оцепили половину города, ввели комендантский час!
— Да ты что? А где Тринадцать? Все еще давится собственными внутренностями? — Хаус встал у своей доски, и задумчиво почесал в затылке, — не так-то у нас много времени. Что еще нашли?
— Хаус, — вступила Кадди в разговор, — шестьдесят три человека больны этой дрянью, и это не шутки. Уже три человека погибли, состояние остальных ухудшается.
— А в Африке дети голодают, — добавил Хаус, и отбросил маркер в сторону, — инкубационный период — неизвестен. От проявления основных симптомов до смерти проходит от пяти часов. Причиной смерти становятся остановка дыхания в результате отека легких и острая сердечная недостаточность.
— И никто из нас не заболел, — опять вставил Тауб под неодобрительным взглядом Хауса, — несмотря на то, что мы все общались с ним…
Хаус хотел сказать что-нибудь особо едкое про тех, кто слишком печется о безопасности своей задницы, но передумал: он твердо намерен был погрузиться в дело целиком.
Форман нашел Тринадцать в раздевалке. Она выглядела бледной, но совершенно спокойной, даже безучастной.