— Я смогу его завести без ключа, — прошептал Форман, — главное — увести его тихо на достаточное расстояние. Ты как?
— Абсолютно и полностью ненавижу свою жизнь, — тихо засмеялась Тринадцать, — зачем спросил? А как ты собираешься пройти мимо… о нет! Смотри!
У самого оцепления, и даже с внутренней его стороны, бесновалась толпа журналистов. Здесь был Пятый Канал, CNN, здесь были иностранные каналы, включая ВВС — Тринадцать не могла в полутьме разглядеть даже примерно, но, как ей показалось, журналистов здесь было примерно столько же, сколько военных. Двойная преграда была непреодолима. Все они были в масках и перчатках, но, как показалось обоим врачам-нарушителям, это был скорее имиджевый ход: какие-то предприимчивые каналы уже разворачивали торговлю масками и респираторами для опоздавших коллег.
— Вот если бы вся эта толпа бросилась к чему-нибудь на другой стороне… — высказала мысль Тринадцать.
Форман нахмурился. Затем они синхронно обернулись на мусорный контейнер. Тринадцать подняла левую бровь.
— Мы думаем об одном и том же?
— Школа дяди Хауса, — ухмыльнулся Форман, — ты случайно не помнишь, в контейнерах какого цвета можно найти отработанные троакары?
Потребовалось проползти под тремя машинами и слить бензин из каждой, чтобы наполнить две пустые пластиковые канистры из-под антибактериального мыла.
— Я вывезу тебя из города, а потом вернусь, — сказал Форман, поливая бензином мусорный бак, и старательно наваливая сверху как можно больше всего того мусора, что он нашел под окнами: полиэтилена, пластиковых пипеток и наконечников. Тринадцать замерла.
— Ты с ума сошел? Это трибунал, или как там называется у военных…
— Я вернусь не в больницу, — Эрик облокотился на бак, — отправлюсь на Вестериан-стрит. Кто-то должен знать, что там произошло, и я хочу найти этих людей. Возражения не принимаются.
Тринадцать знала это его настроение. Упрямству Формана мог позавидовать даже Грегори Хаус. Наконец, когда все было готово, он подложил под колесико мусорного бака камень, и достал зажигалку.
— На счет три. Готова? — спросил он. Тринадцать вздохнула, и закрыла рот и нос медицинской маской.
— Нет, конечно.
— Здорово. Давай! — и он выбил камень быстрым ударом, и прицельно метнул в импровизированный таран зажигалку.
Такого эффекта не могли бы добиться даже опытные террористы: помойка вспыхнула, как фитиль тротиловой шашки, и понеслась, набирая скорость, прямо на машины армейского заграждения с противоположной от журналистов стороны, распространяя едкий, удушливый дым от отработанных материалов и химикатов.
— Вы можете дать комментарии о сложившейся ситуации? Это на самом деле лихорадка Эбола? — вопила какая-то громкая журналистка, протягивая микрофон полковнику Бирну. Темнокожий мужчина с достоинством взошел на импровизированную трибуну.
— Главный врач больницы Принстон Плейсборо выйдет к вам через несколько минут…
Несмотря на это оптимистичное заявление, толпа не только не успокоилась, но еще и заволновалась. Наконец, в сопровождении солдат появилась доктор Кадди в маске. Она надела поверх домашней одежды, в которой ее привезли в больницу, белый халат. Несколько упорных журналистов поспешили занести в свои записи строки о том, что Лиза Кадди выглядит больной и уставшей.
— Прошу вас соблюдать пропускной режим карантина, — сказала Кадди, — мы делаем все возможное…
— Это сибирская язва?
— Это атака террористов?
— Газета «Хроники Вторжения» интересуется! — пытался прорваться какой-то мужчина, одетый в блестящий золотом костюм, — высказываются ли предположения, что неизвестная болезнь имеет инопланетное происхождение…
Кто-то из солдат, сопровождавших доктора Кадди некстати чихнул, что вызвало новый приступ восторженной паники у журналистов. «Хаус, только поставь диагноз, — молилась Кадди про себя, — и сделай это как можно быстрее!».
Хаус чувствовал себя как никогда хорошо. Зуб прекратил болеть так сильно, и нога беспокоила меньше. «Это адреналин, но на нем я далеко не дотяну, — размышлял Грег, стараясь слиться с тенью у стены больницы, — и викодина почти не осталось… черт — две таблетки!». Этого было мало.
От Принстон Плейсборо до Вестериан-стрит дойти пешком Хаус при всем желании бы не смог, даже наевшись амфетаминов. Это означало, что ему предстоит угонять свой собственный мотоцикл из-под присмотра армейцев. Такого с ним в его насыщенной приключениями жизни прежде не случалось. Он уже придумывал, какими речами обольстить вероятных противников, когда из-за поворота мимо него пронесся на огромной скорости полыхающий мусорный бак, распространяющий за собой клубы едкого дыма. Хаус ощутил, что лишний вздох приведет его к бесславной кончине здесь же, и прикрыл рот рукой. Глаза заслезились.
На полной скорости импровизированный пылающий таран врезался в грузовик с осветительным оборудованием.
Толпа журналистов взвыла, и предприняла весьма удачную попытку штурмовать кордон. Некоторые особо спортивные комментаторы с операторами и корреспондентами прыгали через колючую проволоку, другие напирали всей массой на растерянных армейцев.
— Ух! — восторженно поднял брови Хаус, — диверсия?
Похоже, спецназ тоже не ожидал подобной атаки. Респираторы защитили тех, кто успел их надеть, от дыма, но видимости не прибавили. Хаус прикинул, что именно могло быть в мусорном контейнере: реактивы из лаборатории, хлоргексидин, перевязочные материалы… а уж про то, что могло синтезироваться в результате микро-взрыва, даже думать не хотелось. «Меркаптан, кажется, — закашлялся Грег, надеясь убраться на мотоцикле как можно дальше от смердящего контейнера, — да уж, еще несколько дней будут источать неземные ароматы!».
Однако его радость от того, как облажались военные, быстро иссякла, когда он увидел, что на стоянке не было ничего, никаких признаков транспортных средств. Ни единой машины.
Там, куда — как он помнил — недавно военные отволокли его обожаемый, нежно лелеемый мотоцикл, тоже ничего не было. Зато чуть подальше, в дыму, как партизаны, крадучись, бесшумно удирали двое. В фигурах Грегори Хаус с немалым удивлением признал своих подчиненных — Форман один носил такую бородку, и даже каблуки Кадди были ниже, чем на туфлях Тринадцать. И они угоняли его мотоцикл!
— Кретины, — подавился Хаус, и, превозмогая боль, рванулся вперед, стараясь не издавать слишком громких стонов боли, — придурки… олигофрены!
Форман обернулся лишь случайно — он и Тринадцать еще не удалились на достаточно безопасное расстояние, чтобы пытаться завестись.
— Черт, — он остановился, — будь я проклят, но это… Хаус!
Задыхаясь и припадая на правую ногу, желая всех самых страшных кар своим неуемным «птенцам», Грегори Хаус добрался до них еще минут через пять.
— Всегда подозревал, что твои криминальные таланты пропадают зазря, — запыхавшись, изрек он, и достал из кармана ключ, — мечтал попробовать это втроем; не смотрите на меня, идиоты, садитесь!
Мотор взревел, и, чуть накренившись вправо, мотоцикл рванул в сторону объездного шоссе, ведущего прямиком к Вестериан-стрит — до предыдущего вечера самой безопасной улице Принстона.
— Вы оба — тупицы-уголовники, — не мог сдержаться Хаус, скрипя зубами, — вы пытались угнать мой мотоцикл!
— А что нам было делать? — выкрикнул Форман, — подойти и сказать: «Эй, как насчет одолжить нам свой мотор быстренько сбежать из зоны карантина»?
— Не шевелись, мы свалимся, — прошипела Тринадцать, зажатая между мужчинами, — далеко еще? Меня укачивает.