— Три мили, но мы в объезд.
Через два квартала Хаус разглядел за поворотом полицейскую машину, и зажмурился, надеясь на удачу, затем, превозмогая боль в ноге, надавил на газ. Мало кто из постовых поедет за мотоциклом. Никто — если мотоцикл пронесся мимо на бешеной скорости. Кому охота связываться с психами-подростками, перебравшими лишнее на вечеринке? А если у них с собой травка, и они запаникуют — могут и разбиться!
«Вернись». Так она сказала. Только это слово позволяло не потерять сознание от режущей боли, которая начиналась в ступне, а в бедре словно взрывалась вместе с плотью, и лишала всяких других ощущений. Надо просто промчаться мимо поста на максимальной скорости — и тогда опасность миновала, потому что до следующих полицейских они уже не доедут, им и не надо. «Вернись» — так сказала Лиза, и то, как именно она произнесла это слово, позволило продержаться те долгие, вечные пять секунд, что понадобились для разгона.
— Он нас угробит, — не открывая глаз, лепетала Тринадцать, вжимаясь спиной в грудь Формана, — долго еще?
— Будет тошнить — сними шлем, мне его еще носить потом! — крикнул Хаус, приходя в себя.
Когда они подъехали к безлюдной Вестериан-стрит, у Хауса болела не только нога, но еще и спина, голова и зуб. И викодина оставалась одна таблетка.
Хаус собирался войти в дом Колби один, но Форман видел, что его начальнику нелегко дается даже простой шаг. Тринадцать осталась на улице — к счастью, Хаус сам попросил ее сторожить мотоцикл, сидя « в засаде».
Дом Колби чистотой не отличался. Здесь царил хаос и беспорядок, умноженный долгими обысками военных. В отличие от полиции, армейцы действовали не столь профессионально, и оставили после себя много следов.
Еще не войдя в дом, Хаус и Форман одновременно надели перчатки и закрыли лица масками. Для особо опасных инфекций такая защита ничего не значила, но все же это было лучше, чем ничего.
Оба врача действовали, словно предварительно обговорили каждый свой шаг, но это было вовсе не так. Времени у них было катастрофически мало, и оба это знали. Они искали, не зная, что именно ищут. Хаус обожал эту часть своей работы — она никогда не переставала его удивлять. Об одном диагност жалел — времени насладиться ею сейчас не было. Ни единой лишней минуты.
— Сыр тофу, — Форман внимательно осмотрел упаковку, — не похоже, что мистер Колби получал достаточно белка с пищей.
— Плесени нет, — Хаус посветил мобильником на стены, — обоев тоже.
— Мебель из ротанга. Много пыли скапливается внутри… Возможно, клещевой энцефалит?
— Не объясняет массового заражения, — Хаус оперся о дверь в ванную, — зря теряем время. Через несколько минут нас уже могут скрутить эти, как их там, какие-то береты, и толку от нашей вылазки не будет. Мы не успеем обыскать дом.
Форман напряженно нахмурил лоб. Думать и действовать надо было быстро.
— У них нет домашних животных…
— В доме нет никаких растений, нет плесени, нет…
Они посмотрели друг на друга.
— Нет холодильника на кухне, — заключил Хаус, — значит, съестные припасы они держат где-то еще!
Хаус и Форман распахнули двери кладовой. Судя по всему, семейство вегетарианцев процветало: три двухдверных холодильника были забиты домашней пищей, аккуратно расфасованной в прозрачные пластиковые лотки и контейнеры. Здесь же в больших корзинах стояли исходные продукты — овощи, фрукты, зелень. В кладовой работало охлаждение, и было прохладно.
— Зачем семье, где четыре женщины, столько еды? — сам себя спросил Форман. Хаус вместо ответа показал на полки.
— Они ее продавали. Своего рода, кулинария для соседей — и рай для отравителей. Что бы ни было источником заразы — оно здесь.
И врачи оглянулись. Видно, подпольным производством экологически чистых продуктов семейство Колби начало заниматься не слишком давно — вся техника была новенькой, ножи на комбайнах даже не успели сточиться, на некоторых кастрюлях до сих пор сохранились штрих-коды. На полочках выстроились одноразовые пластиковые упаковки в неимоверном количестве.
— Хаус, — позвал Форман, и показал на отколовшийся кусок кафеля, — смотри!
Из крошечной норки то появлялась, то исчезала маленькая домовая мышь. Грегори Хаус смотрел на нее, как умирающие в пустыне от жажды не смотрят на оазис. Он осторожно сковырнул соседние плитки тростью.
— Береги глаза, — предупредил он Формана, — тут их должно быть целое гнездо… ага, так оно и есть!
За кафельной стеной уютно располагался целый мышиный город. Видимо, они неплохо разживались на объедках со стола. Маленькие мышки немедленно принялись прятаться, но даже на первый взгляд их было не меньше нескольких десятков.
— Не очень смахивают на монстров, способных посеять панику во всем штате, — усмехнулся Форман, — теория Тауба о внедрении нового инопланетного вируса была эффектнее.
— Уилсон ставил на правительственную лабораторию, — отвернулся Хаус, — я доволен: пара тестов — и у нас есть диагноз.
— А мне его знать не положено? — окликнул его Форман, но ответа так и не услышал. Он нашел какую-то не слишком маленькую банку, и накрыл ею парочку грызунов, попытавшихся проскользнуть мимо. Хаус опирался о стол — ноги он уже почти не чувствовал.
— Вселенское зло, — задумчиво сказал он, — мышка-норушка подняла на ноги американскую армию.
Форман мог поклясться, что Хаус, оказавшись на крыльце под прожекторами окруживших дом армейцев, был абсолютно, безгранично счастлив.
— Я его вижу, — доложил Уилсон, и Кадди бросилась к окну, — его ведут обратно. Хромает сильнее обычного. С ним… Форман и Тринадцать!
Все врачи столпились у северных окон. Возвращение беглецов под прицелами автоматов не могло остаться незамеченным. Уже не в первый раз доктор Хаус становился объектом всеобщего внимания. Форману ничего не оставалось, как гордо изображать репрессированного борца за правду. Тринадцатой было все равно: ее многострадальный желудок одержал окончательную победу над сознанием. На радость Хаусу, ее стошнило прямо на начальника карантинной службы еще на половине пути к Принстон Плейсборо. Все сопровождающие были в костюмах биологической защиты — видимо, теперь никто не мог поручиться за адекватность медиков.
— Теперь его точно придется навещать в федеральной тюрьме, — пробормотал Уилсон, тяжело вздыхая, — он спятил, Лиза, как ты думаешь?
Хаус показал всем наблюдающим из больницы большой палец, и ободряюще усмехнулся. Кадди обессилено опустилась на кресло.
— Нет, — тихо ответила она, — в этот раз он у меня все-таки спросил разрешения.
Беглецы уже входили под конвоем обратно в здание. Уилсон выпучил глаза на главного врача, и схватился за сердце. Дрожащими руками он принялся искать по карманам валидол — безуспешно.
— Ты что, тоже спятила? — почти закричал он, — он спросил у тебя разрешения нарушить карантин, и ты ему это позволила?
Лиза Кадди ничего не ответила. Только теперь она вдруг поняла, насколько сильно устала. Уилсон, припадая к стене, отправился на поиски какого-нибудь успокоительного средства. Кадди надеялась лишь не свалиться в обмороке прямо сейчас — было слишком рано отчаиваться. Она не была в состоянии думать о том, что теперь придется пережить ей, да и всей больнице.
— Не надо так убиваться, — обхватила ее Кэмерон, — идем, мы здесь ничего не можем сделать.
— В камеру викодин передавать будем по очереди? — едва слышно сказала Кадди, и отстранила девушку, понимая, что сейчас настало самое время для небольшой истерики. Жалко только, даже на нее не хватало у главврача сил.
С другого конца коридора, завешанного пластиковыми занавесями, Хаус пытался отчаянно подать хоть кому-то знак. Его ситуация злила невероятно. Больше всего хотелось любым способом выбраться из неприятной компании военных, и ради этого он был готов симулировать хоть эпилептический припадок. Оригинальных идей что-то не оставалось. Грег разглядел у стены Уилсона, сочувственно глядящего на него, как на помешавшегося.