«И на все это, — решительно сказал Хаус, когда Кадди вызвала его к себе, — мне абсолютно наплевать!». Кадди поднялась из-за стола.
— Да ты что? И ты как бы ни при чем? — ехидно поинтересовалась она, — а то, что по милости твоих подчиненных нам пришлось закупать новый мусорный контейнер, вставлять окно? осветительное оборудование, к счастью, списали на непредвиденные обстоятельства.
— Форман и Тринадцать, — меланхолично пропел Хаус, — я вообще не при делах.
— Ты всегда спихиваешь ответственность на других, — разозлилась Кадди, — всегда виноват кто-то, только не ты. А клиника?
— Ох, прости, мама. Не ты ли давеча освободила меня от тяжкой повинности.
— Срок вышел. И найди, во что себя одеть, в конце концов! Ты выглядишь, как… — Лиза даже не нашла в своем лексиконе слов, чтобы выразить свое мнение.
В самом деле, за неделю, проведенную безвылазно в больнице, Хаус не только оброс щетиной, но и опозорил Принстон Плейсборо своим мятым видом на всю страну. Ежедневно у него брали интервью десятки газет и телеканалов, и перед всеми ними он, нимало не стесняясь, представал в своих заношенных джинсах, футболке с дырой подмышкой и пиджаке — без трех пуговиц и с оторванным карманом. Опасаясь, что доктор Грегори Хаус тоже подцепил вирус Ханта, военные оцепили его дом, и забрали все вещи на дезинфекцию. Как и прежде, решение это было принято ими спонтанно, и диагноста о нем никто не предупреждал.
Но, несмотря на все эти неурядицы, доктор Хаус был близок к тому, чтобы казаться счастливым.
— Ладно, воля твоя, — Лиза решительно протянула ему папку с историей болезни, — мне все равно, что потом каждый второй врач в этой стране будет попрекать меня твоим внешним видом. Желаешь прослыть реликтовым кроманьонцем — продолжай в том же духе.
— А ты заглянешь ко мне в логово на мамонта? — не унимался доктор Хаус, листая небрежно папку, — устроим пляски вокруг костра, наедимся спорыньи, забалдеем…
Закатив глаза, Кадди привычно вытолкнула Грегори Хауса за дверь, и опустила жалюзи. «Ну да, утешай себя, — мелькнуло у нее в голове ехидно, — тешь себя дальше иллюзиями контроля; о, проклятущий матриархат! О, демоны сексапильности, живущие в синих глазах этого психа! За что мне это, за что?». И, пока сердце не перестало биться так часто, Лиза Кадди почувствовала свое собственное желание, начавшееся где-то ниже колен, ползущее вверх по бедрам, столь сильное, что подгибались ноги.
«Душ, холодный душ, — напомнила себе Кадди, — и много работы. Антидепрессанты — пусть выпишет Уилсон. И телефон доверия для жертв морального насилия. Да».
Унылая преподавательница истории философии с гематомой на лбу. Замученная жизнью жена пьющего мужа. Терпит побои. Хаус пытался найти в женщине перед ним хоть что-то привлекательное, и не мог. Зато ее история болезни пестрила различными медицинскими аномалиями и загадками. Так что гораздо больше доктору Грегори Хаусу хотелось посмотреть внутрь нее. Пока же он вынужден был ограничиваться наблюдением через стекло.
— У меня зудит, — сообщила она загробным голосом, и выжидающе уставилась на Формана, — зудит, понимаете? Уже почти три дня.
— Где? — спросил Форман, готовясь к любому ответу.
— Там, — многозначительно скосила глаза женщина, — и немного вокруг.
«Там, — злобно передразнил про себя пациентку доктор Хаус, — и вокруг! Это их „там“ может быть где угодно! Неужели так сложно сказать: у меня зудит в заднице, доктор?».
— Эти синяки — это ваш муж? — спросила Тринадцать как бы между делом. Роуз состроила кислую мину.
— Бьет — значит, любит, — с чувством собственного достоинства ответила она, — и вообще, не бьет. Ну, толкнул пару раз, ну так и я его… покусала.
— Истерические припадки, — сунулся перед Грегори Хаусом Чейз, и сокрушенно покачал головой, — по меньшей мере, раз в две недели. Трижды писала заявление на мужа, трижды его сама забирала из участка. Припадки начались после того, как она два месяца ходила в женский клуб «Суламита».
— Женский клуб? Это там, где они щеголяют в костюмах Евы, изучают тантрический секс и перемывают кости мужикам? — Хаус прикусил губу и часто заморгал ресницами, пытаясь подражать выпускницам колледжей. Чейз пожал плечами.
— По-моему, там они в основном занимаются кройкой, шитьем и пилатесом. Я веду ее пятый год, и затрудняюсь сказать, чего у нее еще не болело. Роуз Браун, сорок восемь, не работает, после окончания школы вышла замуж, детей нет, родственников тоже.
Хаус явственно ощутил легкий аромат предстоящей медицинской эпопеи. Определенно, это была его больная. Он прислушался к разговору Формана и пациентки. Форман добросовестно собирал анамнез, многозначительно поглядывая в сторону затененного стекла. Ничего более скучного, чем рассказ Роуз Браун, Хаусу не доводилось слушать уже давно. Все ее маршруты можно было описать так: дом — супермаркет — женский клуб — госпиталь — дом. У нее не было никаких интересов, с подругами она встречалась в клубе, принимала витамины и контрацептивы уже лет тридцать подряд, не привлекалась к ответственности и ни разу не была за границей.
Хаус знал такой сорт женщин. Он был поклясться, что ничего скучнее местной домохозяйки типа Роуз Браун, из консервативной протестантской семьи, не существует. Хаус над «клушами» откровенно посмеивался. Ему нравилась совсем другая порода. Он искренне улыбался женщинам-бунтаркам, которые способны держать осаду и обороняться, и у которых есть характер.
— А кто этот чудик у ее койки? — поинтересовался Хаус, — муж?
— Ну да, мистер Браун, — заглянул Чейз в свои записи, — пятьдесят два, работает в водопроводной компании, всю жизнь прожил в Нью-Джерси… тоска. Я думаю, из-за такой ерунды, как истерика…
— Обычно после того, как кто-то говорит «тоска» и «это просто ерунда», госпиталь окружают спецназовцы и репортеры, — пристукнул Грег тростью, — все, я пить кофе и завтракать. Когда мадам Тоска покажет хоть что-то интересное, позовешь меня.
— А как удержать ее до той поры в больнице? — крикнул вслед Хаусу Форман, выскакивая из палаты. Хаус обернулся с выражением снисходительности.
— Удержать? Посмотри на нее. Миссис Браун не хочет домой.
— Хаус? — Джеймс Уилсон шумно чихнул, — чем от тебя пахнет?
— Луковым супом — в столовой для нищих раздают, — самодовольно ответил Грег, и постелил пакет на кресло, прежде чем сесть.
— Хаус, что ты делал в столовой для бездомных бродяг и больных проституток? Искал себе компанию? Присматривал пиджачок поприличнее? — несмотря на попытки Уилсона была саркастичным, в голосе его слышалось отчаяние. Однако его друг только расплылся в улыбке.
— Работал под прикрытием. Старик, мне нужна твоя помощь.
Уилсон содрогнулся. Обычно авантюры Хауса ничем хорошим не заканчивались. Но и отказать Хаусу Джим не мог. За долгие годы их дружбы он не научился этого делать.
— Предупреждаю сразу, — Уилсон слегка испуганно нахмурился, — если это связано с нарушением Конституции, или атакой на Белый Дом…
— Это связано с женским клубом «Суламита», и речь не о воровстве нижнего белья, и не о скрытой камере, — тут же покачал головой Грег, вставая, — мое новое дело. Я уже проверил их благотворительную столовую — не похоже, что там можно чем-нибудь заразиться. Остался дом и женский клуб.
Уилсон прищурился. Если Хаус измышлял что-либо особо изощренное — дело было в Кадди. Если Хаусу требовалось совершить что-то противозаконное — это все было из-за нее же, неважно, запретила ли она ему проводить исследования, или просто таким странным образом он желал произвести на главврача впечатление.
— Ты работаешь один, — принялся Джеймс анализировать вслух, — либо ты за Кадди следишь, либо…