Тринадцать обернулась на коллег, красноречиво закатила глаза, и последовала за своим всегда непредсказуемым начальником.
— Вы издеваетесь, Хаус, — шипела она через час, выходя за ним из торгового центра, — шопинг — не самое лучшее времяпровождение, пока пациент…
— Извини, милая, я делал это в диагностических целях, — полушутя, ответствовал Хаус, — к тому же, весь мой гардероб по-прежнему в отделах ФБР, видимо, или там в лабораториях НАСА… надо же мне во что-то одеваться, шкуры врагов вышли из моды.
Тринадцать кисло улыбнулась. В одежде Грегори Хаус в самом деле напоминал первобытного мужчину, которому нужно было просто чем-то прикрыться. Он знал, как сделать это элегантно и красиво, но — пока оснований не было — предпочитал простоту.
И теперь ее шеф приказным тоном потребовал сопровождать его, и выбрать ему одежду! Тринадцать улыбнулась, подумав, как бы отнеслись недавние феминистки к подобному требованию.
— И какой срок? — невинно спросил Грегори Хаус, не поворачивая головы в сторону Тринадцать. Она вздрогнула. На переходе горел красный.
— Что?
— Не корчи дурочку, Тринадцать.
Красный светофор моргнул, и сменился зеленым.
— Девять недель, примерно, — не поднимая взгляда, ответила она. Хаус мрачно кивнул.
— Ты — идиотка. Я отстраняю тебя от работы с предположительно инфекционными больными. Поедешь домой и будешь пережидать токсикоз там, — Хаус совершенно не собирался быть настолько резким и даже почти грубым, но не мог сдержаться, — топай на анализ крови и не смей появляться от больницы меньше чем в пятистах метрах.
Тринадцать была удивлена вовсе не тоном Хауса, когда он выговаривал ей. Она была уверена, что когда диагност говорил с ней, в его лице можно было разглядеть волнение.
— Я перезвоню, ммм… — тут же начал прощаться Уилсон, едва завидев старика Грега в дверях, — ну, как там твоя тетка?
— Тринадцать беременна, я ее отстранил, — плюхнулся в кресло Хаус, и повертел на ладони трость, — у тетки — токсический шок и отек легких. Жизнь — дерьмо, впрочем, ты и без меня это знаешь.
Уилсон потер затылок, и одного этого его жеста вкупе с приподнятыми бровями, было достаточно для Хауса, чтобы громко простонать:
— Как я мог забыть, у мистера Синяя Борода новая подружка! Зачем внешний мир, да здравствует моногамия!
— Мирра — не подружка, — тут же вскипел Уилсон, стоило лишь диагносту нажать на нужную кнопку, — и я тебе искренне сочувствую. Ну, а с Кадди что?
Хаус принял настолько равнодушный вид, что Джеймс сразу отметил: дело нечисто.
— Ничего, — выдохнул слегка разочарованно Уилсон, и понимающе поджал губы, — не могу сказать, что сочувствую.
— Ты записался в бесплатные психотерапевты? — тут же съязвил Грег, — помоги мне подумать. Не могу понять… мне надо сосредоточиться на пациентке.
— Твоя тетка скучна, после того, как сшила все, что могла, принялась неистово драить дом, — монотонно пропел Уилсон, — еще готовила три раза в день. Иногда ходила за одеждой на распродажу. В женском клубе ни намека на инфекции, стерильность и хлорамин…
Внезапно Хаус вскочил на ноги, и тут же со стоном пошатнулся, ухватившись вовремя за стол онколога.
— Я… скажу сейчас что-нибудь нецензурное! — выдавил он, пунцовый от боли, — беги к Форману! Скажи ему немедленно лечить химическую пневмонию!
Вечером Грегори Хаус, бледный и сильно хромающий, открыл дверь своей начальнице. Она уже знала, что он умудрился вывихнуть ногу, и не смогла не приехать к нему. «Я же навещаю больного сотрудника, да? — робко попросила она сама у себя разрешения, — это ведь не считается!».
— Я не в настроении, — деловито сообщил Хаус, почесываясь, — бурный секс в мои планы не входит.
— Я произносила слово «секс»? — желчно поинтересовалась Лиза, и бросила сумку на диван, — Уилсон сказал, что у тебя депрессия, и ты намереваешься вскрыть вены женской бритвой.
— Оу, — кивнул Хаус, — он в достаточной мере садист, чтобы проигрывать это потом в своем воображении. А ты, я так понимаю, принесла одолжить мне свою? Верну целенькой.
— Хаус! Я серьезно. Хватит валять дурака. Ты мог бы хоть иногда брать трубку телефона, когда тебе звонят из секретариата.
— На меня опять подали иск? Прикольно, — и Хаус перевернулся лицом к спинке дивана, — но увы, не ново.
— Форман едва не убил пациентку, пытаясь вылечить. Во время вливаний у нее два раза останавливалось сердце.
— Неинтересно, — и Грегори Хаус демонстративно зевнул. Кадди хитро прищурилась.
— На мне нет трусиков.
Его реакция была даже излишней: никогда прежде Лиза Кадди не видела людей, умудряющихся с такой скоростью менять положение тела. На нее в упор глядели два огромных синих глаза. Если бы у Кадди было чуть меньше смелости, она сделала бы шаг назад. Но эта женщина не привыкла отступать.
Он изучал ее несколько мгновений перед тем, как усмехнуться и вынести вердикт:
— Врешь.
Никогда она не понимала, какой методикой пользуется он, чтобы распознать ложь. Интуиция? Но по-прежнему он смотрел на нее, не отводя глаз.
— Ладно, они на мне есть, — Кадди старалась сохранить самообладание, — но Форман в самом деле…
— Снимай, — приказал Хаус с нехорошим огоньком азарта в глазах.
Она испугалась. Она всегда боялась его в подобном настроении — под кайфом или без него. Грегори Хаус был сильнее всех, кого она когда-либо знала. Возможно, именно потому Кадди находила столь притягательным сражаться с ним — по неписанным правилам, установленным обоими. Это была опасная игра.
Хаус сел на диване, облизал губы, выдохнул, как будто в ожидании представления. «Я жду» — говорила его поза.
— Я не буду, — ответила Лиза, но не сделала ни шага в сторону.
— Хорошо, — и Хаус поднялся, — можешь не делать ни единого движения. Я сам.
— Ты не посмеешь, — сжав зубы, выдавила она.
— Мы оба знаем, что — да! — я посмею, — и Хаус обогнул ее, проходя к своему мини-бару, — моя берлога — мои правила. Я к тебе не буду приставать. Я даже не посмотрю вниз. Ты просто дашь мне это сделать.
— Почему ты думаешь…
— Тридцать шесть часов в клинике, — не глядя на нее, ответил Хаус, наливая себе выпить, — я буду паинькой. И никакой депрессии.
Она не ответила. Хаус обаятельно улыбнулся. «Будь ты… о, Уилсон! — неслось перед глазами Лизы, — я оторву тебе голову!». Но все же — с места она не сдвинулась. Хаус кивнул, и протянул руку. Свет в комнате погас.
— Маленький праздник для бедного доктора-инвалида! — Грегори Хаус неспешно приблизился к ней, — поехали?
— Не смотреть! — едва не сорвалась Кадди, пытаясь унять сердцебиение, — ты обещал!
— Я помню, что обещал, — выдохнул Хаус ей в ухо, и едва коснулся ладонями ее бедер, — я не буду смотреть.
Сердце у Кадди колотилось быстро. Она почти не слышала музыки, которая разносилась по комнате из динамиков. В глаза ей смотрел Грегори Хаус, улыбаясь. Медленно его руки поползли от ее бедер верх, задирая узкую юбку. Он присвистнул, не сводя синих глаз с ее лица.
— Чулочки, — констатировал диагност, — не могу видеть, но на ощупь просто отлично.
Его руки поднялись чуть выше — к ее животу. Кадди боялась смотреть в глаза Грегу — и боялась отвернуться. Его гладкие пальцы проникли под кружево трусиков, пробежались вдоль края ткани. Грегори Хаус изучал ее лицо, пытаясь найти в нем реакцию на свои действия.
Он провел пальцем вдоль подвздошной кости, спустился рукой чуть ниже, но Лиза, не двинувшись, довольно больно толкнула его в плечо.
— Играй честно, — хрипло сказала она, и Хаус не мог не заметить — это была скорее мольба, чем повеление.
Его руки вновь властно легли на ее талию, спустились ниже, погладили ткань трусиков, скользнули вдоль нежной кожи на внутренней стороне бедра. Лиза шатнулась и прикрыла на мгновение глаза. Сдержать дрожь было непросто.
Теперь его руки были везде. Они осторожно касались нежной впадинки над ягодицами, рисовали замысловатые фигуры чуть ниже пупка, обжигали теплом. Кадди вновь едва не упала. «Можешь опереться о меня, — неразборчиво пробормотал Хаус, и Кадди положила руки ему на плечи, — с твоих каблуков высоко падать».